– Измена, – голос оказался хрипловатым, а в глазах еще стояла пелена, и как Хамас ни старался ее сморгнуть, не мог. И понимал, что его взгляд сейчас напоминает черные дыры в бездну, и если Амин не прервет зрительный контакт, то и его может затянуть туда. Но видимо, визирю боятся было нечего, он всегда имел открытый взгляд и принимал справедливые решения.
– Все понятно, Повелитель, – он все же опустил голову, и Хамас заметил, что его кожа стала бледнее. Видимо, все же процесс пошел. – Кто? – тихий вопрос, который кроме Шейха никто не мог услышать.
– Халиса, – также тихо ответил Хамас.
Брови визири взметнулись вверх. Взгляд уперся в пол, и мужчина, сцепив руки в замок, о чем-то задумался.
– Наказание будет страшное, – наконец, проговорил визирь.
– Должно быть самым страшным, – отчеканил Хамас. Взгляд его с каждой секундой прояснялся, и Шейх дышал все ровнее, зверь отступил. – Стража! – громогласно произнес он. – В темницу визиря Армана!
Кентавр так и лежал без движения на холодном полу, не подавая признаков к жизни, но Хамас точно знал, что сердце того бьется. Чтобы убить это животное, ему понадобилось бы больше времени.
Стражники обступили Армана и в шесть пар рук потащили тело к выходу. Как только дверь закрылась, Амин поднялся со своего места.
– Визирь Арман обвиняется в измене и предательстве Повелителя. И наш Правитель, выносит это на всеобщей суд, дабы не быть предвзятым и не убивать предателя самому.
Визири тут же пришли в движение, послышался нарастающий рокот голосов.
– А также в супружеской измене обвиняется Халиса, жена и мать детей Шейха Хамаса.
Тишина, словно покрывало, опустилась на зал, все взгляды разом обратились на Шейха.
– Приговор о наказании будет вынесен сейчас, на этом совете.
Но Хамас уже не слушал Амина, его привлекло, то что он ощущал внутри. Предчувствие холодной змеей пробралось внутрь и снова, как утром, сжало каменное сердце. Оно пришло в движение и гулко забухало о грудную клетку. Нимфа, что-то случилось с нимфой. Хамас, словно пораженный молнией Зевса, не мог понять, откуда в нем появилось это щемящие чувство тревоги, что постоянно возвращало его в спальню к Хельге. Будто тянет его невидимая нить, что пульсирует в нем огненным жгутом, сжимая тугими кольцами разбушевавшееся внутри сердце.
– Амин, – выдохнул Хамас, привлекая внимание визиря, – я… – он замолчал, снова прислушиваясь к тому, что творится у него внутри, а чувство тревоги нарастает, зовет к Хельге. – Я надеюсь на твое благоразумие. И… – время, ему нужно обусловить время. – Завтра на рассвете нужно будет огласить приговор.