– Я понял, Повелитель, – Амин встал со своего места и склонил голову перед Шейхом, ему последовали остальные визири.
Хамас широким шагом пересек длинный зал переговоров. Всего несколько переходов, именно из этого зла можно было пройти по тайным коридорам, и вот Хамас стоит у двери игбал. Толкает створку и замирает на месте. Хадия и Халифа стоят по обе стороны от Хельги, на их бледных лицах застыли безжизненные маски. Пустые глаза взирают на кажущееся прозрачным тело девушки, что неподвижно лежит перед ними.
Шаг…
Второй…
И Хамас уже обнимает холодный стан нимфы, прижимая его к груди и вглядываясь в бескровное лицо, ища хоть призрачный намек на искру жизни в его игбал.
Зверь внутри издал душераздирающий рев, закружил его в вихре поглощающего чувства безысходности. Его сердце пропустило удар, еще один, и дыхание прервалось. Он словно попал в воронку смерча, задержал дыхание и…
Белая комната наполнена ярким светом, что бьет по глазам раскаленными прутьями. Хамас закрыл глаза и через секунду снова открыл. Перед ним суетятся люди в белых одеждах, они такие странные, очень похожи на его народ, только вот их прически и слова не совсем понятны ему. Осознание пронизывает его тогда, когда он видит, перед кем они наводят суету. Она лежит на кровати. Девушка. Ее белые локоны разбросаны по подушке, потрескавшиеся губы растянуты в блаженной улыбке, а зеленые глаза цвета спелого яблока окутала сонная поволока. Хельга, на этой кровати лежит его Хельга, нимфа, за жизнь которой в его мире борются две сильнейшие ведьмы его дворца, а по эту сторону за ее же жизнь борются эти жалкие смертные, что бесполезно суетятся возле ее кровати.
«Посмотри на меня, посмотри, – одними губами зовет он ее. – Посмотри».
– Матери Ольги пока сообщать ничего не нужно, – проговорил мужчина девушке, что, отвернувшись от кровати, скручивала странные острые спицы и выходящие из них прозрачные шнуры. – Завтра, как придет в сознание, сообщим.
– Я поняла, доктор, – ответил та.
Ольга. Значит, Ольга. И тут ее взгляд устремился на него. Даже, как показалось Хамасу, прояснился на миг.
– Ольга, – позвал ее Шейх.
И Хамаса вырвал из чуждого мира судорожный вздох нимфы.
Лязганье цепей разносилось по заполненной народом улице. Кентавр, стреноженный, шагал с трудом, спотыкаясь о камни, волоча за собой тяжелую круглую гирю. Свалявшиеся от крови белокурые волосы налипли на влажный лоб и иссеченную глубокими бороздами спину. На окровавленной груди, на грубой веревке висел отсеченный фаллос кентавра. Между мощных грудных мышц конского тулова кровь тонкой струйкой стекала до сих пор. Это свидетельствовало о том, что кара настигла лишь несколькими часами ранее, и конечно же все вокруг понимали, что это наказание за супружескую измену. И видимо, супруг не поскупился на него, потому как впереди кентавра шла молодая черноволосая девушка, лишенная одежды. Она даже не пыталась прикрываться руками. Высоко поднятая голова, ни капли сожаления в глазах, что сейчас походили на кошачьи. И только рубящий воздух свист розог разгонял тишину. Тихий ох сорвался с губ Халисы, и на ее ступнях появился еще один тонкий красный след. Крови пока не было, но народ знал, что не все могут пройти путь через город и остаться в сознании после того, во что превратится подошва уже через несколько десятков метров. Кентавр дергался каждый раз, когда удары опускались на белые ноги девушки, и морщился от боли, будто пропуская ее через себя. Ошейник, что был надет на его шею, украшенный с внутренней стороны заостренными шипами, при каждой попытке приблизиться хоть на короткий шаг к девушке впивался в шею, не только причиняя боль, но и удушая. Слуги, что вели осужденных, четко контролировали процесс наказания и ускорить шаг никак не позволяли. Приговор есть приговор.