В люке показался Проша. Лицо такое, будто с луны свалился. Выбрался с удрученным видом и противогазом в руке. Нет, отвертку точно не нашел, зато вот что приволок.
– Можно воду попробовать очистить, – сказал Проша, махнув противогазом, и тихо добавил: – Он меня сейчас убьет, я отвертку потерял.
– Не, не убьет, Проша, – ободрил Костя, – пригвоздит словом.
Алексей сидел на крыле и ждал, уставившись в небо. Припекало его там, должно быть, как на сковородке.
– Ну?! – резко повернулся штурман.
– Так нет отвертки-то, – развел руками Проша.
– Да твою же… А сказать нельзя сразу?! Опять возле своей машины сидел!
Уши физика принялись медленно багроветь. Но штурман больше ничего не добавил и спрыгнул с крыла. Константин разочарованно пошурудил в костре.
– Вон она торчит, – сказал Галюченко спокойно и между делом, как если бы сказал: «Садитесь кушать, все остыло», и кивнул на рукоятку, видневшуюся чуть поодаль на вытоптанном месте. – Сам же вчера бросил в мелкого, того, что из костра ужин утащил. Не стыдно, не?
– О! Она, – невозмутимо выдернул из земли отвертку Алексей и как ни в чем не бывало спросил Прошу: – А чего противогаз притащил?
Тот сопел и пытался отсоединить заклинившую крышку фильтра. Открыл. Понюхал. Покачал головой.
– Вкусно это точно не будет, слышал, такая вода напоминает фурацилин. Но хоть травиться перестанем.
Мы молчали. Фурацилин употреблять тоже как-то не тянуло, хотя, наверное, именно он и был бы к месту после употребления местной воды. Проша оторвался от противогаза, обвел нас глазами, восторга не увидел.
– Коробки-фильтра надолго не хватит, но попробуем хотя бы.
– Мне это нравится, – не очень уверенно сказал Галюченко. – А куда воду лить-то?
– В маску, – еще неуверенней сказал Проша, взял блокнот, карандаш и посмотрел на нас.
Написал «фильтр» и нарисовал перевернутый противогаз.
Костя заглядывал через плечо, Галюченко даже привстал. Я со своего места видел рисунок перевернутым, и это вдруг напомнило детство.
…Мама рисует брату зайца, я напротив нее стою. Мне-то давно понятно, что это заяц, еще только уши показались. Я этому мальку подсказываю. А мама говорит: «Нет, это не заяц, Миша» – и рисует кота вверх ногами. Ноги у кота толстые, как уши у зайца, и спина дугой. Мама смеется.
Как они там сейчас с бабушкой в Ленинграде? А мы как идиоты здесь, в прошлом, застряли. Хоть Мухалев и сообщал, что самое страшное позади. И мама написала наконец-то письмо: «Миша, у нас все хорошо, жизнь налаживается», так и я ей написал: «Мама, не переживай, у меня все отлично».
Написал после того, как экипаж Рябцева подбили, ребята свалились далеко за линией фронта. Ничего о них не известно. Вот такое получалось «отлично»…