— Ты… — Альв была явно обеспокоена всеми этими сборами. — Ты уверен, что знаешь, что делаешь?
— Одно из двух, — ответил ей Яков, складывая сумки, в которые надо было еще добавить аптечку, белье и чистые тряпицы, на которые пошла новая простыня. Там, куда они шли, с хлопковой тканью дела обстояли не так, чтобы хорошо.
— Одно из двух, — сказал он Альв, — или выйдет, или нет. Если не получится, мы ничего не теряем. Разденемся и займемся любовью. Но, если получится, нам предстоит долгая и нелегкая дорога, так что ничего лишним не будет.
Говоря это, он начал сооружать две скатки: одну из егерской плащ-палатки и шерстяного одеяла и вторую — из рыбачьего балахона и еще одного шерстяного одеяла.
— Ну, что ж, вроде бы ничего не забыл, — огляделся Яков. — Пошли тогда.
Они подняли мешки, скатки и оружие, и спустились в подвал по черной лестнице. Здесь Яков зажег пару керосиновых ламп и, пока Альв упаковывала продукты, прошелся по подвалу и погребу, систематически закрывая все двери изнутри. Выполнив оборонительные мероприятия, Яков вернулся к Альв и приступил к главному. Ему предстояло изобразить с помощью мела и "дверного порошка" сложный рисунок "врат". Делал он это по памяти, но в детстве и юности Яков так много раз думал о том, чтобы открыть "дверь", что рисунок, казалось, навечно запечатлелся в его памяти.
— Возводишь "дверь"? — голос Альв звучал неуверенно.
— Да, это дверь, — оглянулся на нее Яков. — Знаешь, что это такое?
— Мне кажется… — придвинулась к нему Альв. — Я что-то вспомнила. Это порог, — указала она рукой, — ведь так?
— Да, — кивнул Яков и вернулся к работе. — На порог нам нужны две свечи, еще одна на свод и по три на опорные столбы.
Он выставил свечи в тщательно выверенные места и зажег их одну за другой.
— Иди ко мне! — позвал он Альв. — Встань впереди. Ты пойдешь первой, я за тобой. И вот еще что. Попробуй открыть дверь сама, без моей помощи. Мне кажется, у тебя это должно получиться лучше, чем у меня.
— Я? — смутилась Альв. — Но я не знаю…
И в этот момент Яков увидел, как меняется ее лицо. Такой он еще Альв не видел. Даже в желтоватом свете керосиновых ламп, ее лицо побелело еще больше, превращаясь в алебастровую маску, на которой едва выделялись цветом бледные, обескровленные губы. Глаза же наполнились тьмой, которая, наверняка, была глубокой кобальтовой синью.
"Она вспомнила! — понял Яков. — Я был прав! Она вспомнила!"
1. Понедельник, тринадцатое марта 1933 — вторник, четырнадцатое марта 1611 года
Альв отвернулась, обратившись к "дверям", постояла несколько мгновений неподвижно и вдруг вскинула руки с сжатыми кулаками и распрямленными указательными пальцами. Мгновение, другое, и дверь начала обретать объем и глубину, одновременно медленно поднимаясь с земли. К тому моменту, когда она встала вертикально, это была уже открытая арка дверного проема, сложенная из обтесанных серых камней, а за ней во мглу, которую не рассеивал даже свет ламп, уходил выложенный каменными плитами коридор.