– Гарольд Карлович? Вы живой? Но я же видел, как вас… вы упали и…
– Пустое, царапина, – Брумс поморщился. – Лучше скажите, как вы себя чувствуете?
– Бывало и хуже. Где мы?
– В доме старосты, – землемер подошёл к окну, и мне стала видна комната, безвкусно, но основательно оформленная на кулацкий вкус.
– Дом не сожгли?
– Нет. После конюшни поджогов больше не было.
И Брумс рассказал, как мужики дрались с батраками старосты, как терзали несчастного Смирягина, а потом, словно пресытившись кровью, впали в оцепенение и разбрелись кто куда, оставив на улице пять человек искалеченными и убитыми. Старосту тоже изрядно помяли, но ему удалось скрыться за палисадом. Я решительно поднялся и хотел идти вниз, чтобы помочь этому мужественному человеку. Но землемер просил обождать и поманил меня к окну.
Я нехотя подошёл. За мутноватым стеклом была видна улица и лежащие на ней трупы. Вдруг кто-то ступил в поле зрения. Я узнал Ибисова.
– Что он здесь делает? – с удивлением обратился я к Брумсу, но тот лишь покачал большой головой и снова привлёк моё внимание к окну.
Ибисов, в шляпе и тёмном плаще-крылатке походивший на какое-то глубоководное создание, медленно ходил между лежащими, наклонялся, протягивал руку. Двигался он странно неуклюже, и вскоре стало ясно отчего. В левой руке аптекарь держал Поплака. Вот он снова наклонился, тронул мертвеца, а затем сунул пальцы в чёрный рот идола.
– Кормит, – Брумс поправил очки, – он его кормит. Ай да Ибисов!
Мы с Брумсом выскочили на улицу. Окликнули Ибисова, тот был уже у церкви. Он обернулся, всматриваясь, и вдруг побежал. Мы за ним. Аптекарь двигался неожиданно прытко. При этом он всё так же прижимал идола к груди. Вот Ибисов свернул с дороги и устремился через поле к руинам каменного строения, окружённого неровным строем хилых осин. У входа Брумс достал свой кортик. Лезвие на вид казалось влажным и странно расплывалось в глазах, словно свет не мог удержаться на его скользкой поверхности. Этот странный оптический эффект я отнёс насчёт сотрясения мозга, которое пережил благодаря младшему Нежильцу. Однако иллюзия никак не желала рассеиваться. А тут ещё Гарольд Карлович сказал что-то на странном гортанном наречии, и от кортика на землю излился каскад ярких белых искр. Я в замешательстве глянул на землемера. Тот только пожал широкими плечами.
– Нет времени объяснять. Скорее!
Вместе мы прошли в здание и увидели Ибисова. Он стоял у дальней стены, как-то боком, сиротливо ссутулившись, слегка наклонившись вперёд. Дышал трудно, надрывно. Полы его шикарного плаща украшали потёки грязи. Шляпу Ибисов обронил, и стал виден высокий в испарине лоб, увенчанный хохолком седых волос, а на виске… звезда. Словно горсть земляники на белой тарелке.