— Хо-хо-хо, — от души рассмеялся шеф. — Точно! Словацкая болезнь! Развлекались! Пьянствовали, деньгами швыряли! Вдали от семейства! Хо-хо, в служебной командировке! Словаки!
— Ничего не скажешь, — ухмыльнулся скрюченный, — малость повеселились! За сигареты мы доставали все. После фронта их нигде не было, а мы люди запасливые. И вот в конце концов добрались мы до Пльзни, попали в американскую зону. А там нас задержал один сержант, мы с ним разговорились, он оказался словак. Затем развлекались с американцами, как со своими, платили за все чистым золотом. Оно-то нас и погубило. Как только американцы учуяли золото, они нас из рук не выпустили, пили с нами и день и два, видимо, что-то подмешали нам в вино, потому что дальше мы ничего не помним, никто из нас не помнит, что потом было. И вдруг мы очутились в пограничной зоне без всего, в чем мать родила, да нас еще и посадили, допрашивать стали.
— Хо-хо-хо, — громыхал шеф. — Как со своими! Свои! Обобрали его! Точно, да?
— Ничего не скажешь, здорово мы разочаровались. Но теперь-то я понимаю, у них, значит, повадка такая — обобрать человека до нитки. Догола раздеть, без всякой жалости, такие уж у них нравы империалистические.
— Хи-хи-хи, — рассмеялась Мери, вдруг словно пробудившись ото сна. — Ну и забавная история!
— Кому смех, а кому слезы! — вполголоса проворчал скрюченный.
Он осторожно вращал вертел над огнем, сосредоточив все внимание на этой операции, словно решил — хватит с него унижений, и новых он ни за что на свете не допустит.
Впрочем, шеф подобрел.
— Выпей, Мери, — великодушно предлагал он, — выпей, моя единственная. И ты выпей, как тебя там! Нет, не нужно. Разве это так важно? Ты человек, я вижу, что ты человек. И хватит! Точно.
Тлеющие угли источали жар, запахло жареным мясом. Из-за осинника вылез ущербный месяц.
— Спой что-нибудь, Яничко, — приставала Мери.
— Погоди. Мы пока пьем. Скоро я запою. Ого-го-го! — гаркнул он на всю долину.
— У него очень красивый голос, — пояснила Мери.
— Ничего не поделаешь — дар природы, — ответил шеф. И хотя эта фраза должна была звучать иронически, чувствовалось, что он гордится своим даром. — Я и мой голос. Тут мне повезло! Точно! Чем бы я был без голоса!
— Восхитительный голос, — подтвердила Мери.
— Великолепный, — согласился шеф. — Без него я ничто. Даже мой шепот — сила. Что я был бы без голоса?
Я усомнился в правильности этого утверждения.
— Нет, уж ты поверь, человек! Голос меня спасает. Дар природы. Точно. Ничего у меня нет, кроме голоса. Я пою. И сердца размягчаются. Пою. И покоряю сердца. Мне все прощают.