Я из второго поколения сербов, родившихся в Америке, но и я люблю отечество, чувствую ностальгию и хочу вернуться на родину предков. Во сне слышу сербскую речь, говорю на родном языке. Как вечная лампочка, первородный язык согревает мою душу, оплодотворяет сердце добротой, мечту – способностью творить, слух – магнетическим гулом монастырских колоколов, глаза – ветром, уносящим в поля и леса, к звездам. Здесь, только здесь, даже когда я трепещу во тьме и страхе, душа моя поднимается к небу, а небо защищает нас Божьей любовью, которая принадлежит всем и обнимает все мироздание. Небо повсюду одно, но не везде его одинаково видно, шепчут вынужденные кочевники.
Меня влекут монастыри – священный мост нашей истории и православия. На этом метафизическом, нематериальном, незримом мосту рождены мой интерес и любовь к молитвам, живописи и кириллическим буквам, что обязаны именем одному из святителей. Мне, покоренной их любовью, было не трудно во имя любви принять второй мир как первый. Под небесным сводом мы не пришельцы, а странники, устремленные к сути. Поэтому путешествия благословенны, даже когда обретаешь новую родину, а изгнания – прокляты. Духовная почва моих предков, которую они чтили, это и моя почва, на ней росла моя связь с верой с самых ранних дней, я помню. И знаю: когда меня больше не будет, где бы ни рассеялся мой земной прах, я пребуду с верой моих предков.
Живя подле монастыря, я лучше поняла себя. Была удивительна сила пробужденной веры. В каждого, кто посетил монастырь, вера вселяет доброту, связует его с небом. Здесь меньше ощущается нестабильность и бренность земной жизни. Поэтому все, кто здесь бывал, говорят о преображении, пережитом в сокровенных святынях, где богослужения – словно дыхание Божье. В тиши монастыря песнопения и молитвы соединяют небо и землю. Вернувшись отсюда, мы жаждем новой встречи с монахами и монахинями, одаренными языком мудрой любви. Материальный мир для нас все менее важен, и скромность чаще осеняет нас. Мы хотим меньше грешить и делать больше добра.
Хотя бы на время и я становлюсь спокойней благодаря жизни подле монастыря и беседам с матерью-игуменьей. И сегодня, помня наши беседы, я могу точнее понимать происходящее со мной и с другими. Тело избавляется от сетей, сотканных лукавым невидимым врагом, из века в век искушающим человека. Духовный и душевный мир освобождается от ненависти, в нем поселяется истинная полнота любви.
Я повстречала Ненада во времена своего душевного надлома, но это была встреча с мелодичным родным языком, родным краем, родными небесами. Я помнила их и рядом с ним вновь открывала красоту тихих холмов Шумадии, мощь горных кряжей, чистоту родников, откуда пригоршней черпала вкусную студеную воду, высокие колокольни церквей… Это всегда во мне, где бы я ни была. Он был частью отчизны, которую я любила и о которой тосковала. Дрожала ли я в его объятиях лишь потому, что узнала в нем воспоминания и тоску, которые он своей нежностью пробудил во мне? Не знаю точного ответа, знаю только, что не хотела его ранить. Я убежала от него, от бытия, от жизни, как раненая серна.