Быть может, я испугалась, что и он исчезнет? Боялась, что отношения, насыщенные дыханием эротики, возникшие внезапно, в дни после измены и смерти Андре, не имеют права на жизнь и продолжение? Целуя его в синем кресле в моем рабочем кабинете, – в самозабвенном желании, которое мы оба ощутили, – я не могла избавиться от страха, что его любовь не что иное, как желание помочь мне вынести смерть мужа, своего рода предупредительность, пробуждающая особое качество страсти.
Быть может, я испугалась, что близость смерти вызвала у нас обоих телесное вожделение как защиту от физической бренности? Он понимал мою тоску, но не мой страх. Шептал, что хочет, чтоб я стала матерью его ребенка. Пока наши тела, извиваясь, льнули друг к другу, мысли мои безотчетно роились, как пчелы, которых растревожил незваный гость. Когда в безумии страсти он начал, отрывая пуговицы, расстегивать мою блузку, я вдруг ужаснулась и убежала в холодную ночь. Не знаю, сколько я мчалась, вся в поту. Не знаю, в какой части города села в такси.
Его письма и содержанием и почерком выдавали существо опустошенное. Он тонул в алкоголе, как тонут в абсурде. Не только от тоски по мне, но и от разочарования тем, что происходит в нем самом. Не мог этого ни контролировать, ни остановить.
– Я пью, – писал он, – и не могу перестать. Это как дьявол: он тебя постоянно искушает, а ты хочешь ему доказать, что ты сильней и не боишься смерти. На другой день все затянуто мглой, не вспомнить, ни где ты был, ни с кем разговаривал или спал. Руки трясутся, болит желудок, и ты снова пьешь, сперва – чтобы уменьшить физическую тяжесть, но инстинкт гонит дальше, к неизбежной смерти, и ты уже зовешь смерть составить тебе компанию. Как врач я знаю все последствия алкоголизма. Вместо того чтоб испугаться смерти, я зову ее, умоляю прийти поскорей, вызволить меня из этого ада.
В браке без любви Ненаду довелось стать отцом, но это не стало его жизненной миссией. Роль врача тоже не давала ему самореализации и удовлетворения. Он ощущал смятение в себе и в тех, кто вместе с ним предавался оргиям и пьянству. Эти люди не верили в себя, не заботились о будущем. Потерянные, они жили мгновением, жадно за него хватаясь. И не осознавали, что жизнь пресеклась, – алкоголь замутил их сознание. Освоив безысходность, они уже были по ту сторону жизни.
Ненад избрал бегство от современного хаоса и бессмыслицы. Недовольный собой и миром, он перестал отличать явь от кошмара. Так было, пока он не столкнулся с видениями, о которых не хочет говорить. Часть его личности была уже испепелена. Это кончилось бы биологической гибелью, если б не произошел тот контакт, который он таит, боясь в затертых словах растратить энергию, что возвратила его к жизни, вновь спеленала смыслом. Знаю, что он ежедневно исповедался, рассказывал об этом таинственном испытании. Видимо, он обязан жизнью неизвестному мне смелому и доброму духовнику. С тех пор его надежда устремлена к открытому небу, которое он впервые опознал как назначение человека. Теперь его слезы, покаяние и молитвы принимает духовное небо, а не просто безличный эфир, природная оболочка планеты. Пока он не веровал, он ничего не мог для себя сделать. Он прозябал в бездуховности, был человеком без свойств. Впервые он ощутил способность измениться, когда открылся молитвенной речи. И только в монашестве постиг свою душу.