Дом благоухал свежеприготовленными красками.
Я открыла окно, и в меня полетели снежинки. Холода я не чувствовала. Свинцовые, желто-серые тучи почти касались крыши. Мой таинственный молчаливый посетитель от усталости заснул на диване одетый. Я укрыла его. Он казался нереальным. Ниоткуда не доносилась музыка, звучала только тишина.
Меня ждала большая заключительная работа в часовне. Я вышла из дома, тихо затворив дверь.
Искрящаяся белизна, дым из труб далеких домов, следы зайцев и птиц, свежий резкий воздух, а вдали звуки овечьих колокольчиков – сюрреалистический пейзаж, мир, словно не существующий. Что, если это мир нашего сна? Куда гонят овец в такой холод? – вслух спрашивала я себя. Ведь пастись негде. Может, они играют во дворах у крестьян, моют свою шерсть в снегу, греются в лучах зимнего солнца?
Снег от моего порога до самого монастыря был расчищен.
В часовне никого не было. Проходя мимо кухни, я ощутила запах приготовляемой пищи. Монахини явно готовились к освящению новой часовни. Надо поспешить: закончить последнюю икону небольшого иконостаса, нанести позолоту на подготовленный грунт на всех образах.
Золото сияло, как солнце сквозь снежное небо. Казалось, вся часовня залита солнцем – отражавшимся не только от цветной мозаики, но и от иконостаса. Я перекрестилась, попросила Божьего благословения на завершение трудов.
Колокола звучали чаще, будили и небо, и землю. Весь день и всю следующую ночь они возвещали о завершении устройства часовни и о первой литургии в ней. Мать-игуменья Мария не хотела, чтоб литургия начиналась ранним утром, на заре. Будут гости из окрестностей и из Белграда.
Еще до рассвета я взяла особые плошки со свечами и вставила в специальные бумажные футляры: сквозь них было видно, как мерцает пламя, но ветер не мог его погасить. Перед приходом гостей и началом службы я расставила свечи по обе стороны входа в монастырь, на террасе и на ступенях, ведущих к кельям и часовне.
Больше сотни огоньков сияло на ранней заре. Было много света. Головы были покрыты черными кружевными шалями. Одежда праздничная – в знак почитания святого места и первого богослужения. В переполненной часовне я увидела и своего слушателя. Он пел вместе с монахами из соседних монастырей. Глубоким, бархатным, как у оперного певца, баритоном он, сотрясая окна, пел гимн Богу. Меня не заметил.
Он ли это или мое воплощенное желание видеть его в церкви?
Когда в полдень я покинула монастырь, пригревало солнце. Игуменья поблагодарила меня, пригласила на обед и с мольбой в голосе спросила, действительно ли я скоро уеду.