– Останьтесь, отпразднуем вместе Рождество Христово, все сестры этого хотят, – сказала она.
– Мать, – сказала я взволнованно, – мне нужен долгий разговор и ваше благословение, прежде чем я вас покину. Я была счастлива здесь, но внутреннее беспокойство, о котором я вам говорила, ведет меня дальше.
Мы обнялись. Я поцеловала ей руку.
– Иди туда, куда тебя ведет любовь, – советовала мама. – Не жди великого счастья в отношениях с другими, тогда неизмеримая боль, которую приносит настоящее, уменьшится. Особенно это касается страха перед новой встречей. Ты лучше, чем я, знаешь, что страх ведет к поражению, предлагает одно решение – смерть.
Я слышу эти слова – они, словно ключ из-под земли, пробиваются, размывая снег, ими звучат одежда и воздух, они срываются с деревьев и крыш. И вот – покой, будто ничего не произошло.
Сегодня вы пришли раньше, чем всегда. Вы голодны?
Я заварила вам чай из мяты – вижу, вы покашливаете. Мы постимся. Я испекла пирог со шпинатом и капустой… Разговор с матерью-игуменьей вдохнул в меня новые силы, решительно изменил планы. Она была рада услышать от меня то, о чем и сама догадывалась.
Я бежала от прошлого, настоящего и будущего, от Америки, от тоски – в объятия человека, от чьих огненных поцелуев, по крайней мере в те несколько часов, проведенных на синем кресле, была как на крыльях. Эти крылья унесли меня в страну предков – и я уже не представляла, что смогу ее покинуть. Хотя бы в те часы, ощущая его теплые, мягкие губы, я почувствовала, что все-таки для кого-то желанна. Слова восторга на сербском были как мелодии любовных песен, услышанных впервые. Сознание, что я для кого-то желанна, было мне необходимо; я утратила ориентир – не понимала, что я значила для мужа. В интимном общении Андре не дал мне пережить истинной радости, лишь позднее выдав причины своего поведения.
Во встрече с Ненадом я была наказана за эгоизм. Я не любила, как, возможно, он, а ощущала только жажду физической близости. И потому осталась еще более потрясенной, одинокой и печальной.
Верите ли вы, что кто-то может влюбиться, предложить выйти за него замуж той женщине, которую видит в телепрограмме, где речь идет о религиозной живописи, психологии, вере и беременности? Такое возможно только в Америке, где массовая информация определяет смысл и образ жизни.
Ненад знал обо мне все. Он следил за моей жизнью изо дня в день. Я получала от него множество писем – и в клинике, и на телевидении. Он просил меня давать ему уроки живописи и истории византийского искусства. Твердил о браке, угадав мое желание иметь детей. Знал все о болезни моего мужа, даже раньше, чем я.