А моя Дарья запросто так разговаривала со своей бабушкой, когда та еще была жива.
Мы двинулись к палатке.
— Как по-английски финики? — спросила я у Даши.
— Да фиг его знает, ща загуглю.
Подойдя к лотку вплотную, я отметила, что взгляд мужчины совсем не изменился.
— Вы говорите по-английски? — спросила я, сама прекрасно понимая, что я-то не говорю, знаю много слов, но связать их не представляю себе возможным.
Он оживился и сказал: «Да, немного».
Удивительным образом, люди не носители языка всегда понимают друг друга, и им не надо много слов, чтобы что-то понять или объяснить.
Я ткнула пальцем на финики и спросила:
— Сколько?
— Это отличные финик, и мадам! — сказал он и улыбнулся.
Я видела много самых разнообразных улыбок, трогательных и смешных, веселых и вымученно-грустных, несчастных и счастливых, торжествующих победу и скрывающих поражение, искренних детских и лукаво флиртующих. Но улыбки, и от которой у меня пошли мурашки по коже, — нет. Нет, в ней не было ни доли тщеславия или неприязни, нет, просто непомерная глубина глаз сменилась странной энергетикой, бесстрастно смотрящий, он улыбался одним лицом, сосредоточенно и в то же время завораживающе… Меня передернуло внутри, но он мне понравился!
Мужчина, проживший длинную и нелегкую жизнь, познавший, наверное, все тягости и невзгоды, познавший силу нереальной любви и, может, тысячи разочарований. Он улыбался, но его душа была запечатана семью печатями, и никто не сможет заглянуть внутрь. Если я и представляла себе восточного мудреца, то он выглядел именно так, как этот продавец пряностей.
— Как вас зовут, мадам? — услышала я, но не с первого раза. Даша дернула меня за рукав:
— Мам, ты что, уснула?
— Как вас зовут?
— Ольга.
— Откуда вы?
— Из России.
— О, Россия — это очень большая и сильная страна! У меня есть там друзья. — Я Далиль, — сказал он и, набирая стаканом финики, быстро одернул рукав белоснежной хлопковой рубашки, закрыл татуировку на запястье, выгоревшую арабскую вязь, уходившую куда-то далеко к локтю. Я успела ее заметить, потому что я разглядывала его руки. Я всегда смотрю в глаза, а потом на руки. Я читаю жизнь, угадываю характер, придумываю истории о людях, с которыми встречаюсь в своей жизни.
Узловатые, длинные, но не старческие, подвижные пальцы были очень сухими и очень чистыми. Глядя на это, я подумала, что у меня никогда в жизни не было таких чистых рук, даже после ванны или мытья посуды. Ногти аккуратно подстрижены, не было старческих пигментных пятен, мозолистые руки, которые трудились от начала своей жизни и будут трудиться до последнего вздоха. Такие руки у людей, которые встают в три часа ночи, чтобы делать нам хлеб, у тех, кто выращивает для нас виноград и делает вино, у работников в сапожных мастерских, у сыроваров и кондитеров, поваров и мастеров, делающих ремонт в наших домах. Такие руки у меня всегда вызывали искренне уважение и почтение их хозяину. Трудно было определить его возраст, может, лет шестьдесят, может, больше.