– Не люблю пачки, – объяснил он Вейренку.
– Имеешь право.
– Луи, я с тобой обратно не еду.
– И куда же ты? Искать ясности в исландских туманах?
– Мой брат Рафаэль сейчас живет на острове Ре. Я давно с ним не виделся. Высади меня в Рошфоре, оттуда идет автобус в Ла-Рошель. Завтра вернусь.
Вейренк кивнул. Брат и море, и до них рукой подать. Разумеется. Но есть и что-то еще. Вейренк не обладал талантом видеть в тумане – да и у кого он есть? – зато он умел читать по глазам Адамберга.
– Я отвезу тебя к брату. И сразу же уеду.
– Будь осторожен в пути. Помни: ты мало спал. Нам с тобой далеко до Ретанкур.
– Очень далеко.
– Попроси, чтобы жандармы в Куртезоне дали нам знать, как только Жан Эсканд вернется домой. Только пусть в комиссариат не звонят. Я имею в виду: пусть не звонят Данглару. Только тебе или мне.
– Понял.
– Сегодня вечером тебе нужно будет наесться гарбюра и завалиться спать.
И два беарнца, быстро переглянувшись, сели в машину.
Два часа спустя Адамберг медленно брел босиком по песчаному пляжу, повесив рюкзак на плечо и неся в руке ботинки. Он издалека заметил брата: тот сидел на террасе маленького белого домика. Мать считала, что у сына просторная вилла на берегу, и разубеждать ее он не собирался.
На таком большом расстоянии никто не смог бы узнать Адамберга. Но Рафаэль повернул голову, увидел идущего по берегу человека и тут же встал. И уверенно, но почти так же неспешно пошел навстречу.
– Жан-Батист, – только и произнес он, после того как они обнялись.
– Рафаэль.
– Пойдем выпьем. Останешься на ужин или опять улетучишься?
– Останусь на ужин. И переночую.
Обменявшись этими короткими фразами, два брата, удивительно похожие друг на друга, пошли к дому, больше не обмолвившись ни словом. Молчание не вызывало у них неловкости, как и у всех близнецов – или почти близнецов.
Адамберг решил не касаться мучившей его темы, пока они ужинали на воздухе, под крики чаек, с двумя зажженными свечами на столе. Тем не менее он знал, что Рафаэль заметил его беспокойство, но ждет, когда он сам заговорит. Каждый из них не раздумывая мог понять, что на душе у другого, и почти всё, за исключением женской любви, они могли дать друг другу. И потому они редко виделись.
Адамберг закурил в темноте сигарету и стал излагать брату все факты, которые стали известны с начала расследования по нынешний день, и это давалось ему непросто, потому что он был не в ладах ни с хронологией, ни с обобщениями. Спустя двадцать минут он сделал перерыв.
– Наверное, я тебя замучил, – сказал он. – Но мне нужно рассказать тебе все, ничего не упустив. Не для того, чтобы поведать о тяжкой доле полицейского.