Поезд ушел. Затих, ставший привычным за ночь, как удары собственного сердца, перестук колес. Троицкий и двое пожилых мужчин, оглядываясь, топтались на привокзальной площади
Глушь. Слышно, как кричат на пустыре вороны, скрипит деревянная тележка, которую, ковыляя, тащил за собой старик в ветхом пальто, сгорбившись, едва передвигая ноги. На тележке из груды вещей торчал подшитый валенок.
Бритый наголо мужчина поманил к себе Троицкого.
— Артист?
Троицкий кивнул.
— Давай к нам. Может такое случиться, что автобус пришлют.
Они познакомились.
— А городишко неказистый, — подмигнул Юрмилов, и вытащил из кармана берет, покрыв бритую голову.
— М-да, — промычал Крячиков, подергав себя за нос, шишкой торчавший на плоском невыразительном лице. — А вы где раньше работали?
— О-о-о, — оживился Юрмилов, — я, как Счастливцев, считай, всю Россию изъездил. Не сидится на месте, тоска берет.
— А я, — тяжко вздохнул Крячиков, — ни за что бы с места не сдвинулся, если бы квартиру дали. Жена у меня и двое сопляков. Общежития — вó как надоели!
— Хороший артист квартиру не ищет, — убежденно сказал Юрмилов, — она сама его находит. — Он обернулся к Троицкому. — По распределению сюда?
— Из института, — кивнул Троицкий.
— Салага.
— Тепличное растеньице, — зевнул Юрмилов. — Наверное, Гамлета хочешь сыграть?
— Треплева.
— Вот-вот… а почему бы нет? Всё вам разжуют и в этот самый… рот положат: сверхзадачу, сквозное действие, так сказать, этюдным методом, по науке. Только театр не институт. Днем роль дадут, а вечером её уже играть надо — хошь, не хошь… Что? Не нравится? — улыбался Юрмилов.
— Онé так не привыкли, — объяснил Крячиков. — Я вот института не кончал. Взяли меня в театр, и сразу на сцену: «Стой, говорят, в толпе и смотри, что другие делают». Я от прожекторов ослеп, от страха окостенел. Помню, схватил кого-то за руку и держусь. Поначалу ничего, а потом стали у меня эту руку вырывать. Я и рад бы отпустить — не могу, судорогой свело. Едва оторвали. Потом оказалось, я героиню держал. Ей играть, а я из толпы её не выпускаю. Думал, больше на сцену не выйду, но, как видишь…
Подкатил новенький автобус «Кубань», забрызганный свежей грязью.
— Артисты? — крикнул из окна шофер.
— А разве не видно? Будет ещё кто мокнуть под дождем в чужом городе.
У попутчиков Троицкого вещей было немного, всё ушло в контейнерах. Они помогли ему внести в автобус два тяжелых чемодана.
— Что там у тебя?
— Книги.
Они чуть не описались, так смеялись. «Очуметь, да?», — всё приговаривал Крячиков, оглядываясь на Троицкого, будто не верил своим глазам.