Автобус дернулся, развернулся. Троицкий плюхнулся на сиденье.
— В кино снимался?
— Да так… в эпизодике.
— Вот-вот, — переглянулись они. — Весь гонорар видно убухал, — пнул Крячиков чемодан. — Снимутся в эпизодике, а потом товарищей своих за людей не считают. Не так скажешь?
— Был у нас один… киноартист, — зашелся стрекочущим смехом Юрмилов, — помереть хотел досрочно, не в середине второго акта, а в самом начале. Очень на поезд спешил, какая-то студия на пробы вызвала. Умолял нас, чуть ли не на коленях ползал: «Застрелите меня, братцы, скорее, век не забуду». Начали второй акт: он прямо лезет на нас, мол, лучше пристрелите, а то… Терпели мы, терпели. Наконец, я не выдержал, вынул пушку и бабах нашего киноартиста, тот с радостью плашмя на пол и грохнулся. Раньше он в этом месте долго кряхтел, сопел, топтался, сверкал глазами, а тут как подкошенный — упал и лежит. Мы ноль внимания, играем, будто и нет его. Слышим, шипит наш «мертвец»: «Вытащите меня за кулисы, христа ради, черти!» Да-да, так мы его и потащили! Закроют занавес — сам встанет. А то, ишь ты, киноартист. В театре, значит, что — халтурить можно? Закрыли занавес, он вскочил, как ошпаренный, будто и вправду стукнутый кинообъективом, по дороге расшибся, чуть ногу не сломал, но на поезд опоздал, — закончил Юрмилов удовлетворенно.
Где-то в разрыве туч сверкнуло солнце. Троицкий обернулся к окну. Он не сразу понял, что произошло, будто зажгли в сумерках фонари, так потемнели и осунулись деревья, зачернела на обочинах земля, и солнечный блеск, отражаясь в окнах домов и лужах, болезненно заискрился в раннем пасмурном утре.
Юрмилова и Троицкого поселили вместе, как было сказано: «пока», а их товарища до приезда семьи определили в трехместный.
— И не забудьте: сегодня в двенадцать в театре сбор труппы, — уходя, напомнил администратор.
— Давайте соснем пару часов, а там буфет откроют, позавтракаем, и в театр, — предложил Юрмилов. — А после в город на разведку, осмотреться надо.
Разошлись по номерам, разобрали постели, улеглись.
Разбудил Троицкого резкий стук в дверь. Прямо с порога Крячиков сообщил, что главреж из театра ушел. Ходят такие слухи, что уже назначен новый главный.
— Черт его знает, — волновался Крячиков, — и что теперь будет? Приглашал меня Воронов, а приедет какой-то Уфимцев, привезет своих… а нас куда? С нами теперь как? — Он щелкнул от досады языком и заходил по номеру. — И… главное, ведь сорвал с места столько народу, наобещал золотые горы, и на тебе — всех бросил!
— Но… как же это? — удивился Троицкий. — Он меня так уговаривал, зачем?