— Генрих меня очень ценит, — устало возразила мама.
— Разумеется, ценит! Ты же тащишь на своем горбу все шоу! Ты вспомни, когда у тебя в последний раз отпуск был? Или хотя бы обычный выходной? Я тебе больше скажу — ты до сих пор не стала режиссером, потому что ты слишком хороший ассистент режиссера!
— Ты же не хочешь сказать, что…
— Именно это я и хочу сказать: Шульман ни за что тебя не отпустит! Где он еще такую дурочку найдет?
— Привет, Кимберли, — выдавил я, входя в гостиную. Тетка в ответ лишь хмыкнула: она недолюбливала меня еще сильнее, чем я ее.
— Давайте хоть раз устроим тихий семейный ужин, — взмолилась мама.
Я плюхнулся на стул. Всякий раз, видя их рядом, я поражался, как сестры могут быть настолько разными. И что бы там не говорила Кимберли, мама была настоящей красавицей, хотя в последнее время действительно сильно уставала. Во время полуночных набегов на холодильник я не раз замечал узкую полоску света из-под двери ее спальни. Ее тихая, неброская красота совсем не меркла на фоне старшей сестры. Невысокая, изящная, как хрупкая фарфоровая статуэтка. Даже странно, что у нее родился такой увалень, как я. Мама говорит, что я — вылитый отец. Приходится верить на слово — ни одной фотографии или видео не сохранилось. Он был военным, а мама — спецкорреспондентом, снимала сюжеты о стычках с мигрантами. Он погиб, накрыв своим телом бутылку с зажигательной смесью, которая могла покалечить кучу народа. А через несколько дней мама узнала, что ждет ребенка. Кимберли не раз открыто говорила, что тогда мама совершила самую большую ошибку в жизни, разом поставив крест и на карьере, и на удачном замужестве. Уж кто-кто, а сама Кимберли никогда бы так глупо не поступила. Она уже трижды сходила под венец, и была не прочь прогуляться еще раз, если подвернется подходящий кандидат, состоявшийся и состоятельный. Она и не скрывает, что рассматривает брак лишь как удачный бизнес-проект. И основательно готовится к судьбоносному знакомству с очередным финансовым магнатом. Иногда перед ее приходом мы с Грейси даже заключаем пари: какая часть тела подверглась «улучшению» на сей раз. Самым радикальным пока было, пожалуй, удаление нижних ребер. Это позволило ужать талию до сорока двух сантиметров. Правда, теперь Ким, похожая на восьмерку, вынуждена до конца жизни носить жесткий корсет, но ее это ничуть не пугает. Однажды мама показала мне старую фотографию: они с Кимберли стоят в обнимку на берегу моря. Я смотрел и не мог поверить своим глазам — что же должно было произойти, чтобы эта искрящаяся счастьем, веснушчатая девчонка превратилась в говорящую куклу?