- А дальше?
- А дальше попервоначалу примусь за ремонт. Всю как есть квартиру, включая места общего пользования, своими руками подниму до зеркального блеска. Ремонт кончу, хлам разбирать. С хламом расправлюсь - то на тряпки, то чинить, то старьевщику...
- Нынче старьевщики вывелись, - спорил муж.
- Ладно, придумаю что ни то. А после обеда в киношку.
- Одна?
- А хоть и одна? А вечером тебя дожидаюсь с работы. В комнате чистенько, на столе вкусненько.
- Непередовые у тебя, Нина, взгляды.
Нина Трифоновна заливалась тоненьким смехом.
- Гляньте, Ольга Денисовна, а у самого глазки замаслились. Кто из мужиков не желает, чтобы жена полностью при нем состояла, себя не делила, его одного обихаживала?
Муж пускал темный клуб дыма и, следя, как он растекается и тает под потолком, задумчиво говорил:
- Так нет у нее ни мужика, ни детей, ни какой тетки-калеки, за кем бы ухаживать.
Нина Трифоновна смолкала, словно устыдившись чего-то. Молча убирала посуду, искоса поглядывая на учительницу. Никого у Ольги Денисовны. Ни мужа, ни детей, ни тетки-калеки.
7
Все еще не веря глазам, она без конца перечитывала путевку в дом отдыха Рабпроса (профсоюза работников просвещения) на южное побережье Крыма. Едет к морю, на юг! Она, Ольга Денисовна, учительница, не знавшая никуда дорог, кроме Волги, милой Волги, но никуда, кроме Волги, один раз в году, в летние месяцы.
Море. Какое оно?
Ольга Денисовна лежала на верхней полке купе в жестком вагоне; вагон качало, потряхивало; Ольга Денисовна смотрела в окно на летящие мимо сиренево-желтые степи; чистенькие украинские мазанки в вишневых садах; клубящиеся, как белые дымки, облака в светлом небе - знойно, южно.
На юг! В Крым! К морю!
Когда после поезда на крутом повороте автобуса у Байдарских ворот оно сверкнуло слепящей голубизной, скрылось за уступом скалы, снова сверкнуло и больше не уходило, распахиваясь все шире, сияя горячей и ярче, Ольга Денисовна замерла. Вокруг, в автобусе, громко восхищались: ах, ох! чудо! Ольга Денисовна молчала.
Она была одинокой учительницей и с горечью думала о себе: старая дева. Она стеснялась выражать свои чувства, даже высказывать о чем-нибудь мнения - ей представлялось, все только и думают и говорят о ней: "Вон старая дева". Она боялась грубости и насмешек, всюду подозревала насмешки и оттого жила замкнуто, сторонилась шумного общества, да никто в шумное общество ее и не звал. Постепенно в ней усиливались унылость и одинокость. Только в школе она оживлялась.
И здесь, в доме отдыха, не умела сразу себя перестроить и в первый день отправилась к морю одна. Небольшой поселок, где расположился их дом отдыха, в те годы был заселен негусто, просторный пляж был малолюден. Ольга Денисовна убрела подальше от людей. Мелкая галька, еще прохладная после ночи, каменно шумела под ногами; море с тихим плеском набегало на берег. Невыразимое словами чувство изумления и счастья поднялось в ней. Она шла и глядела, глядела на сияющую синеву, где вспыхивали, ускользали, вновь серебрились искры солнца и света, и давно позабытый детский восторг бытия бурно пробудился в ее душе.