– А другие буквы на ленте есть?
– Понятия не имею, – рассердился Эстрин. – При чем здесь буквы?
– Ну как же! – воскликнул Беркович. – В записке Фридмана же ясно сказано: «Текст завещания я записал на магнитофонной ленте». Развинтил кассету и записал на ленте. Фломастером. Потом ленту аккуратно сложил и завинтил кассету. Говорят, со зрением у старика все было в порядке…
– Вы думаете? – нахмурился эксперт. – Какой идиот стал бы…
Он прервал сам себя и начал пальцами перематывать ленту, вглядываясь в нее и, судя по выражению лица, находя еще и другие буквы ивритского алфавита.
– Начните с правого конца, – посоветовал Беркович. – Текст может оказаться длинным.
Эксперт не ответил. Сержант тихо встал и вышел из кабинета.
– Кому же достались миллионы? – спросил Беркович инспектора на следующий день.
– Бывшей жене, – ответил Хутиэли. – Но каков шутник! Он действительно записал текст завещания фломастером на ленте магнитофона. Кстати, из-за этого в записи появились лишние шумы, и бедняга Эстрин их-то и собирался подвергать расшифровке!.. Послушай, Борис, а как ты догадался?
Беркович улыбнулся.
– Вы знаете, что говорил Хуан Рамон Хименес? «Если тебе дадут линованную бумагу – пиши поперек!»
– А если тебе дадут магнитофонную ленту…
– Вот именно, – заключил Беркович. – А хорошую шутку отмочил старик, верно?
– Я бы на твоем месте обязательно женился! – воскликнул инспектор Хутиэли, когда сержант Беркович положил телефонную трубку. – Достаточно посмотреть на тебя, когда ты разговариваешь с Наташей по телефону, и можно смело сказать: человек созрел для брака.
– Какого человека вы имеете в виду, инспектор? – мрачно спросил Беркович. – Если того, кто ждет в приемной, то назвать его человеком можно только при большой игре воображения. Кстати, что это за личность и что ей здесь нужно?
– А, – махнул рукой Хутиэли, – это Арончик. Выглядит он, конечно, непрезентабельно, но это потому, что провел ночь, как обычно, на площади Дизенгоф.
– Участвовал в демонстрации гомосексуалистов?
– Нет, с сексуальной ориентацией у него все нормально. Настолько нормально, что лет десять назад он сел за изнасилование своей квартирной хозяйки. Выйдя из тюрьмы, он явился к ней опять и заявил, что снимать квартиру намерен либо у нее, либо – нигде. Ты ж понимаешь, женщина предпочла не искушать судьбу вторично и отказала. С тех пор Арончик живет на улице.
– А здесь он что делает? – удивился Беркович. – Или его привлекли за бродяжничество?
– Нет, – вздохнул Хутиэли. – У полиции нет собственных хостелей, а для тюрьмы Арончик еще не созрел. Не знаю, чего он хочет сейчас, давно я его не видел, в последний раз он к нам заглядывал года полтора назад, ты еще здесь не работал. А дейтвительно, – инспектор удивленно посмотрел на Берковича, – что ему нужно? Ну-ка, позови, послушаем… Кстати, кто его впустил-то?