— Ну… Пожалуй, — с сомнением сказал Хан. — Хотя он мог сделать это и сам, нужно провести эксперимент.
— Конечно, — кивнул Беркович. — Но все равно слишком много сомнительного. Во-первых, психологически недостоверно: странный способ самоубийства, вы не находите? Во-вторых, шляпа. В-третьих, универсальный ключ. Почему Ситник положил его в карман? Если он намеревался покончить счеты с жизнью, почему в этот последний момент думал о каком-то ключе?
— Машинально… — пробормотал Хутиэли.
— Попросите Неймана, чтобы допросил техника, — сказал Беркович. — Тот наверняка скажет много интересного.
— Почему именно техника? — спросил Хутиэли, обдумывая сказанное сержантом.
— Потому что у него был ключ, и только техник мог находиться в любом конце поезда, причем на него никто не обращал бы внимания. Буфетчик всегда на виду, проводник тоже, а машинисты и вовсе — в кабине тепловоза.
— Прибыла скорая помощь, — доложил Бардани. — Можно увозить тело?
— Да, — разрешил Хан, в то время как Хутиэли звонил Нейману, чтобы спросить о результате разговора с поездной бригадой. Слушал он долго, а потом сказал:
— Каплан его фамилия — я имею в виду техника. Ключа у него действительно нет, и, к тому же, оказалось, что он уже имел дело с полицией. И еще: он пытался удрать, когда увидел полицейских.
— Должно быть, что-то не поделили, — предположил Беркович. — А может, Ситник пытался рассчитаться с Капланом фальшивками, тот обнаружил подделку и сам рассчитался с приятелем…
— Поехали в управление, — сказал Хутиэли. — Каплана сейчас привезут, сам с ним и разговаривай. У тебя есть что у него спрашивать, верно?
— Уж будьте уверены, — мрачно сказал Беркович. — На вечер у меня билеты на концерт, а теперь из-за этого… И на завтра не отложишь, верно? — спросил он с надеждой.
— Нет, — хмыкнул инспектор. — Судья не продлит арест подозреваемого, если нет достаточных оснований для задержания… Ну да ладно, иди на концерт, я сам проведу допрос.
— Ни за что! — твердо сказал Беркович. — Наташа никогда не простит мне, если я не выполню свой служебный долг.
Хутиэли хотел было сказать, что лучше бы Борису думать сейчас не о служебном долге, а о супружеском, но, увидев решительное лицо сержанта, инспектор промолчал.