— Таким образом, — сказал Беркович, вставая, — подозреваемых двое, мотива нет ни у кого. Может, кто-нибудь все-таки входил, кроме этих двоих, в комнату Бестера? Вы же знаете, как ненадежны свидетели…
— Вот и разберись, — сказал Хутиэли. — Все, кто вчера был вечером в клубе, сейчас сидят в полицейском участке.
Несколько часов спустя сержант Беркович сидел в кабинете начальника полицейского участка майора Вайнштока и массировал виски. Голова раскалывалась от боли. Допросы ничего не дали, все свидетели утверждали одно и то же: кроме бармена и посыльного в комнату Бестера не входил никто. Предположив (вот нелепая мысль!), что в сговоре могут находиться все свидетели, Беркович задавал каждому из них каверзные вопросы, но никто не сбился, никто не дал сержанту возможности заподозрить обман.
Дольше всех Беркович говорил с Игалем Копельманом, врачом из больничной кассы «Клалит», который в тот злополучный вечер оказал Бестеру первую помощь. Копельман был с Бестером и в «Ихилове», выполнял свой профессиональный долг. Поговорив с врачом и не получив, по сути, новой информации, сержант приступил к допросу подозреваемых в убийстве.
Оба задержанных содержались в отдельных камерах, и Беркович вызвал сначала бармена, которого звали Ноахом Кахане. На своего знаменитого однофамильца этот молодой человек был похож только в одном — он оказался так же агрессивен и вел себя согласно принципу «нападение — лучшая защита».
— Послушайте, сержант, — заявил Кахане, — я подам на полицейских жалобу, и на вас тоже, вы наносите мне моральную травму и мешаете карьере! Теперь все будут думать, что дело нечисто, и я подсыпал этому психу яд!
— А вы не подсыпали… — пробормотал Беркович.
— Сколько можно твердить одно и то же? — возмутился Кахане. — Да я в гробу его видел, этого Бестера! Ну, то есть, я хотел сказать, что и знать его не знал! Я в этом долбаном клубе работаю вторую неделю. Мне было сказано — носить кока-колу, я и носил. Чего вы от меня хотите?
— Почему вы вымыли бокалы? — спросил Беркович.
— Конечно, чтобы скрыть следы! По-вашему, я идиот? Отравил человека и на глазах у всех вымыл посуду. Я всегда мою бокалы сразу, как только мне их возвращают! Это не разрешается? Почему я вчера должен был поступить иначе? У Бестера болел живот, откуда я мог знать, что он ночью отдаст концы?
Отправив Кахане в камеру, Беркович вызвал Сегаля. Тот, конечно, тоже утверждал, что невиновен, но смотрел на сержанта с таким откровенным страхом, что Беркович захотел показать кулак: решив, что его будут бить, Сегаль наверняка признался бы в чем угодно.