Он оторвал наконец взгляд от экрана и потянулся.
— Дурацкий допрос, — сказал он. — Ничего не доказали, наркотик не нашли. Не понимаю, почему нужно было задерживать этого Гольмана…
— Отвлекись от Гольмана, — раздраженно сказал Хутиэли. — Тут речь о семидесяти тысячах шекелей, а не о травке для завсегдатаев рынка!
— А что с этими шекелями? — удивился Беркович. — Музей отказался платить?
— Нет, конечно!
— Тогда в чем проблема? Я так понимаю, что не в подлинности рисунка?
— Именно в ней, — подтвердил Хутиэли.
— Каким образом? Вы же сказали, что рисунок смотрели два эксперта плюс наш Рон, который на графологии собаку съел.
— Ты будешь слушать или комментировать? — вежливо осведомился инспектор.
— Слушаю, — присмирел сержант.
— Итак, — продолжал Хутиэли, — после экспертизы рисунок был возвращен в экспозицию и висел до конца недели. На исходе субботы Дорнье вернулся во Францию вместе со своей коллекцией. А проданный музею рисунок был помещен в сейф хозяина галереи — разумеется, под расписку и со всеми предосторожностями. В воскресенье из музея приехали два сотрудника и охранник, Рисман, директор-распорядитель галереи, лично передал им рисунок. А вчера, в понедельник, разразился скандал.
— Рисунок оказался подделкой?
— Ты верно понял ситуацию, — подтвердил Хутиэли.
— А подписи? Подписи экспертов и Хана тоже подделаны?
— Вот тут-то весь парадокс этой истории. Подписи подлинные! Те же эксперты, которые осматривали рисунок на прошлой неделе, осмотрели его вновь, когда сотрудники привезли этого Моне в музей. Они были шокированы. По их словам, подделка настолько грубая, что не заметить ее мог бы только студент первого курса. И что поразительно — на обратной стороне этой грубой подделки стоят их подписи! Позвали Хана, и он это подтвердил. Он и свою подпись узнал — без всяких сомнений. Получается, что у всех троих было затмение рассудка, когда на прошлой неделе они удостоверяли своими подписями, что подделку рисовал сам Моне!
— Да, — протянул Беркович. — Действительно, конфуз. Представляю, как сейчас Меир рвет на своей голове остатки волос.
— Черт с ними, с волосами! А профессиональная репутация?
— Подменить рисунок… — начал сержант.
— О какой подмене ты говоришь? — рассердился Хутиэли. — Только что ты ссылался на замечательную память. Ты что, не помнишь? Я сказал: на одной стороне листа поддельный рисунок, а оборотной — настоящие подписи экспертов и Хана! Настоящие, и от этого факта никуда не уйдешь!
— Во Францию сообщили?
— Что сообщать? Когда Дорнье был здесь, три человека в его присутствии удостоверили подлинность рисунка. Вариантов, как ты понимаешь, всего два. Либо за эти дни кто-то стер рисунок Моне и нарисовал свой, либо у экспертов и Хана было помрачение рассудка. Первое предположение — чушь, а второе — бред.