— Этот случай я помню, — вставил Беркович, — но подробностей не знаю.
— Авраам Охайон его звали. Сорок лет, здоров, как бык. За месяц до смерти развелся в третий раз, жил один. Он несколько дней не выходил на работу и не отвечал на звонки. В полицию обратилось руководство фирмы, а вовсе не его бывшие жены. Взломали дверь и обнаружили Охайона повешенным в салоне на крюке от люстры. Никаких следов насилия. Записка: «Все надоело. Прошу в моей смерти никого не винить». В общем, — классический случай. Квартира была заперта изнутри, никаких следов взлома. Записка написана собственноручно.
— После того случая начали поговаривать, что в доме нечисто, — продолжал инспектор. — Как, мол, так — два самоубийства за год, причем совершенно одинаковые, да еще без видимого повода. Дом, мол, проклят, и все такое. В общем, чушь. Одна семья, не помню фамилии, даже переехала, продав квартиру и купив другую… Прошли месяцы, страсти вроде бы улеглись, и вот вчера — третий случай.
— Та же картина?
— В точности. Некий Шимон Закай, он жил на втором этаже с женой и двумя сыновьями. Пятьдесят три года. Сыновья взрослые, один живет в Хайфе, другой сейчас в армии. Жена уехала к сыну в Хайфу на несколько дней, Закай остался дома один, он работал на заводе железобетонных конструкций. Вчера утром жена вернулась и обнаружила мужа повешенным в ванной комнате. Не на ремне, правда, а на обычной веревке. И записку нашла: «Это не жизнь. Никого не вините». Написано печатными буквами, но четко, эксперт считает, что Закай писал, будучи в здравом уме. И опять никаких следов борьбы, насилия… И причин для самоубийства тоже. Но теперь в доме, кажется, уже никого не осталось, кто бы не верил в то, что здесь не обошлось без каких-то злых сил. Все в голос утверждают, что дом проклят, и обсуждают с утра до вечера — кто окажется следующим. Конечно, случай не тривиальный. Три одинаковых самоубийства за пятнадцать месяцев. Это кажется непонятным. Но поскольку о насилии говорить не приходится, то значит, это совпадения. Ну, бывает! Не мистика же, на самом деле! Или ты считаешь иначе? — Хутиэли подозрительно посмотрел на старшего сержанта.
— Нет, конечно, не мистика, — кивнул Беркович. — А когда похороны?
— Сегодня. Хочешь пойти? Имей в виду, если ты завтра не представишь квартальный отчет…
— Я же сказал — представлю, — заявил старший сержант. — Не беспокойтесь, инспектор, я всего лишь хочу посмотреть на дом. Действительно ли он такой страшный?
— Обычный дом, — хмыкнул Хутиэли.
Дом действительно оказался обычным, немного мрачноватым, правда, но не больше, чем все прочие строения полувековой давности в этой части Тель-Авива. Народу на похоронах Закая собралось немного — похоже было, что люди боялись входить в дом, стояли на улице, а потом подъехал автобус, и человек пятнадцать, включая родственников, отправились на кладбище, куда еще утром перевезли тело. Остальные разошлись; жильцы — по квартирам, а знакомые Закая — по своим делам. Общее мнение было однозначно: проклятый это дом, и следующего самоубийства ждать недолго.