Потолкавшись среди мужчин и послушав их разговоры, Беркович и сам проникся странной уверенностью в том, что жить здесь небезопасно, что сами стены давят, что по ночам здесь слышны какие-то посторонние звуки, завывания, шаги и стоны, и что три вполне здоровых человека не могли сами решиться на такое богопротивное дело.
В общем, входя в подъезд дома, Беркович чувствовал себя не лучшим образом. Дверь на втором этаже была открыта, из квартиры слышались приглушенные голоса — должно быть, родственники ожидали возвращения с кладбища жены Закая и его сыновей.
Поднявшись этажом выше, Беркович постучал в одну из дверей. Через минуту он услышал какое-то движение, увидел, что его изучает в глазок чей-то внимательный взгляд, а потом дверь приоткрылась, и в проеме появилась женщина лет тридцати пяти.
— Простите, — смущенно сказал Беркович. — Я из полиции, видите ли… Хотел кое о чем спросить, если вы не против.
— Входите, — посторонилась женщина и пропустила старшего сержанта в салон.
— Вы тоже считаете, что на дом наложено проклятие? — спросил Беркович несколько минут спустя, когда узнал, что женщину зовут Батья Винер, что живет она одна с дочерью, а муж их бросил, ей, конечно, трудно, но ничего, справляются.
— Конечно, — пробормотала Батья. — Иначе это просто не объяснить. Трое за полтора года. Ужасно. Живешь и не знаешь, что с тобой будет завтра. Вдруг вот так же возьмешь веревку и даже сама не поймешь — почему…
— Все трое — мужчины, — напомнил Беркович, — а вы женщина. Так что, может, и обойдется.
Батья слабо улыбнулась.
— Ваша квартира расположена над квартирой Закая, — продолжал Беркович. — Может, вы слышали что-нибудь вчера ночью?
— Нет, — покачала головой женщина. — То есть… Вы имеете в виду крики?
— Я имею в виду любые звуки, — сказал Беркович. — Если в доме завелась нечистая сила… Говорят, дух ходит по ночам, его можно услышать. Шаги, кашель…
— Вы меня совсем запугали! — воскликнула Батья и задумалась. — В общем… По ночам действительно… И вчера тоже… Будто кто-то поднимается по лестнице, тихо, но я слышала. Не только той ночью. Довольно часто. Как-то я даже лежала и думала: в какую дверь он войдет. Но ни одна дверь не открылась.
— Над вами, кажется, жила семья, которая переехала, побоявшись жить в этом доме?
— Да, Мошик с женой, — кивнула Батья.
— А кто поселился?
— Холостяк один, лет сорок, может, чуть больше. Приятный мужчина, Ран его зовут. Строит мне глазки, но я…
— Понятно, — прервал Батью Беркович. — А тот, второй самоубийца, он ведь жил напротив, да?
— Напротив Рана, — согласилась Батья. — Семья его и сейчас там живет.