— Ты мой папа? — спросил он и, гордо задрав голову, выкрикнул — Мой папа — танкист! Бей фашистов, ура!
— А где Володя?
Жена опустила голову. Сквозь слезы поведала, что старший сын еще в деревне, которая пока у немцев. Деревня несколько раз переходила из рук в руки. Как-то ночью, не выдержав, Галина схватила Толика и побежала навстречу нашим частям. Старшего в это время не было. Он так и остался на попечении знакомых стариков.
16
Киев начинает жить. Пошли трамваи. Над крышами домов появляются синие вихри дыма. Тысячи комсомольцев, вооруженных лопатами и кирками, расчищают на Крещатике развалины. Но битва за город не закончена.
Немецко-фашистское командование снова, в который уже раз, перебросило из Западной Европы на наш фронт свежие войска. Завязались тяжелые бои на шоссе Киев — Житомир. Противник, как раненый зверь, метался с одного направления на другое, пытаясь нащупать у нас слабое место. Нашим артиллеристам и танкистам приходилось совершать стремительные марши, чтобы упредить врага, встретить его на выгодных рубежах. Сдержав натиск фашистов, войска 1-го Украинского фронта снова перешли в наступление.
Как-то в эти дни в печати был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении многим бойцам и командирам звания Героя Советского Союза. Среди других я нашел свою фамилию. Боюсь верить, ведь ничего вроде особенного не совершил. Люди поздравляют, а я тайком от всех, в десятый раз, перечитываю свою фамилию в газете, чтобы убедиться, не опечатка ли. Потом решил: это мне награда не столько за сделанное, сколько за то, что предстоит сделать.
Михаил Федосеевич Маляров доволен:
— Это хорошо, что ты так думаешь, зазнаваться не будешь.
Спустя несколько дней в армейской газете появилась статья обо мне. Под ней стояла подпись: «Гвардии капитан Ю. Метельский».
Юра здесь! Оказывается, он жив и мы с ним находимся в одной армии, но после боев под Ленинградом ни разу не встретились. Позже я узнал о еще более интересном случае. Герой Советского Союза Тимофей Шашло два с лишним года воевал в одном корпусе со своим бывшим школьным учителем майором Иваном Константиновичем Белодедом, с которым не виделся почти двадцать лет. Встретились они лишь случайно, и уже после войны, в Порт-Артуре.
Я решил повидать Метельского. Кстати, нашу бригаду вывели на отдых.
В штабе корпуса узнал, что служит молодой танкист в одной из наших бригад. Командир ее встретил меня с открытой неприязнью.
Я не буду называть его фамилию. Вообще он был храбрым танкистом, способным командиром. Его бригада считалась одной из лучших в корпусе. Но свои отношения с подчиненными он строил сухо, казенно, «согласно уставу». Люди его интересовали только как исполнители приказа. Все остальное он считал лишним и вредным. Мысли, думы, радости и печали танкистов он признавал «сентиментальностью», не имеющей ничего общего с войной, с уставом. Возможно, и себя он считал простым исполнителем воли начальников, поэтому относился к каждому, кто был старше его по положению, с неестественной, угодливой почтительностью. Надо было присутствовать на его докладах генералу Кравченко. Мне думается, слишком громкие ответы, заискивающие взгляды смущали и того, к кому были обращены. Однажды я прямо высказал командиру все, что думал о нем. Он обиделся и долго не мог простить мне этого. Сейчас, когда я прибыл к нему, он криво улыбнулся: