…Я сидел у Насти дома, — она жила одна. Мы общались уже неделю — просто общались, никто не пытался прояснять отношений, но взаимопонимание наладилось быстро. И уже после первой встречи казалось, что знакомы чуть ли не с детства. Не знаю чем объяснить, но понимали мы друг друга порой с полуслова. Я помнил ту радость, пришедшую с ней, те мгновения счастья, и верил, что наша встреча не случайна.
Я не знаю, что тянуло к ней, — ведь Настю нельзя было назвать красавицей, и не подойди в тот день сама, я бы вряд ли обратил на нее внимание. На первый взгляд она была самой обычной девушкой — невысокая, русоволосая, сероглазая, — и вместе с тем многое в ней поражало. Она хорошо улыбалась — открыто и доверчиво, но улыбалась так очень редко — мне повезло в день знакомства. Ее взгляд почти всегда был тих и серьезен, и лишь в редкие минуты, когда улыбка касалась губ, глаза смягчались и светлели. Казалось, что ее постоянно что-то держит внутри, тайно гнетет. Я не раз замечал, как она, собравшись улыбнуться, в последний миг испуганно съеживалась, и вместо открытой, ясной улыбки выходило лишь жалкое подобие, но в чем причина, я пока не знал. Временами на нее нападало странное, непонятное оцепенение. Взгляд в такие минуты застывал, уходил в себя, и она лишь скользила им вокруг, но ничего, как понимал, не замечала и не видела. Когда же приходила в себя, несколько секунд непонимающе оглядывала комнату, словно вспоминая, где она. Это случалось не часто, но всё же случалось.
Меня поражали еще две вещи: рядом с ней проходили все боли, даже самые сильные, и не просто проходили — исчезали слабость, тошнота, самочувствие улучшалось, — я ощущал себя почти здоровым! И у нее всегда были теплые, временами горячие ладони — и на улице, в мороз (как-то гуляли и в такую погоду), она никогда не носила перчаток, но руки всё равно оставались теплыми.
Настя была странная девушка. Один раз, когда я, придя раньше времени, застал ее в халате с коротким рукавом, она вдруг испуганно смутилась и, пролепетав, что ей надо переодеться, выскочила в другую комнату. Она и впрямь тогда натянула свитер, но я успел заметить кое-что: на сгибе левой руки у нее красовалось несколько глубоких шрамов. Я знал, что это такое, — такие я видел у одного знакомого после того, как он, не знаю, правда, из-за чего, но сильно напившись, вскрыл вены…