На лбу Миэльори виднелся большой черный синяк, оставшийся от попадания камня Гленарда. Ей не дали умыться, и всё ее лицо было в грязных и кровавых разводах. На щеках остались следы от слез. Губы были разбиты в кровь ударом сапога Гленарда. Из носа тоже явно вытекло немало крови, судя по подбородку, шее и следам на платье, но сломан он не был.
Гленард подошел к стоящему в левой половине комнаты столу, взял с него кувшин. В кувшине была вода, которой Гленард смочил правый рукав своей рубашки. Потом он подошел к Миэльори и начал неспешными, даже нежными, движениями вытирать ее лицо, а потом и шею. Закончив, отошел назад, и сел на табурет у стола.
— Я так тебе больше нравлюсь, Гленард? — с усмешкой спросила альвийка.
— Ну, ты всё-таки явно благородных кровей. Значит, лучше нам будет поговорить по-благородному, а это неправильно начинать, не дав тебе даже возможности умыться.
— О чем нам с тобой говорить, mahyn?
— Ну, можешь, например, для начала всё-таки рассказать мне, почему вы все носите знаки розы, причем открыто. В прошлый раз ты мне так об этом и не рассказала, как помнится.
— В прошлый раз, как помнится, тебя больше интересовала моя грудь, чем символы на ней, — снова усмехнулась Миэльори. — Иди к демонам, Гленард, я не собираюсь тебе ничего рассказывать.
— А, ну, и не надо, — пожал плечами Гленард. — Я, пожалуй, и сам уже догадался.
— Интересно послушать, sival’g…
— О, я теперь не только свинья, но и пес бешеный. Прогресс. Итак, среди вас нет ни одного старика и даже зрелого альва. Только молодежь. При этом, вы явно играете в какой-то заговор, а у заговора должен быть символ. Вы выбрали символом розу. Почему? Потому что этот символ в вашей культуре, среди старших альвов, немыслим для открытой демонстрации. Это популярный символ, но очень интимный. Я предполагаю, что ваши старшие, помнящие и о старых альвийских войнах, и потрепанные Злой Войной, совершенно не одобрили ваших планов идти сюда, убивать людей, строить заговоры. Возможно, даже довольно грубо вам это высказали публично. Вы, группа горячей аристократической молодежи, смертельно обиделись и назло вашим родителям и дедам выбрали для своей банды символ, немыслимый для них, тем самым явно противопоставляя себя трусливым старикам и, как вы, наверное, думаете — протухшим старым порядкам. Обычное дело для юности — бросать вызов старшим и их обществу.
— А ты умен, Гленард… — с удивленным уважением протянула Миэльори.
— И то, что я сижу здесь, а ты стоишь там, прикованная, это вполне подтверждает. Что-то хочешь добавить? Просто для полноты картины.