«Всё, время в этой комнате вышло», — подумал По. Он открыл окно, сел на подоконник, перекинул ноги на внешнюю сторону, немного помедлил и, оттолкнувшись, полетел вниз… Успев прокрутить в полёте всю свою недлинную жизнь, через мгновение приземлился на ноги, взял с подоконника портфель и отправился на службу, потому как работой это определённо назвать невозможно.
Вот уже некоторое время он снимал жильё на первом этаже старинного особняка, прежде здесь, в этой комнате, наверняка коротала свой век прислуга. Век кончился. Теперь здесь жил По, а служение его было отнесено на час езды отсюда.
Здравствуйте, здрасте, здрасте, здравствуйте, здрасте. Все в сборе. День начался. Шестерёнки сотрудников конторы раскручивают маховик, и очень скоро в их карманы начинают залетать первые рубли. Монетки пока ещё робкими, рваными скачками скатываются по подключённому к улице жёлобу. В разгар дня они уже ссыпаются непрерывным потоком, и их сортировка и выстраивание аккуратными столбиками занимает всё внимание служащих. Механика конторы работает как часы. Только ближе к вечеру поток монет идёт на спад, и все в конторе понемногу приходят в себя. Служебный день заканчивается, и вся городская машинерия затихает. Ровный шум шестерёнок отпускает какофонию служащих на пятнадцать часов вперёд.
Блаженный вечер. В окно залетает лёгкий ветерок, занося с улицы запахи подворотен. Но это ничего, временная неизбежность, как и все съёмные жилища По. Сегодня замечательный ужин. По всегда продумывает его по дороге со службы домой, а заодно и старается угадать желания завтрака. Сегодня прожаренный до равномерной коричневой корочки чёрный хлеб с солью и чуть-чуть пережаренными тёмными краями. По аккуратно и любовно выкладывает на каждый прямоугольник ровно по две штучки рижских шпрот и украшает их ароматными веточками кинзы. Из напитков — неизменная большая кружка настоящего растворимого кофе, но уже без молока, всё-таки ужин есть ужин.
Вечером, ближе к двенадцати в окно раздался условный стук, По долго надеялся, что это случится в один из дней, когда он жил в комнате на двенадцатом этаже высотной башни, но сейчас он воссоздал в голове ближайшую к нему географическую карту и через мгновение волнительное состояние отпустило, а за окном уже настойчиво маячил силуэт Прохора Порфирьевича Гостюхина, местного дворника.
К слову говоря, условным этот стук можно было назвать тоже в высшей степени условно, потому как Прохор страдал полным отсутствием чувства интервала между звуками. Понимание, что за окном стоит Прохор, приходило вместе с осознанием, что никто в мире больше не мог или не хотел стучаться в окна По.