– Тот бугай тоже готов. Больше никого не осталось, – сообщил Ящер.
– Двигаем, – сказал Гарри.
Все произошло очень быстро, но я все равно полагал, что у нас оставалось разве что шесть, от силы семь минут, чтобы покинуть здание – до того, как рванут фургоны.
Лифт устремился вниз. Сбегать по лестнице времени уже не было.
Мерное завывание сирены словно ускорило темп, тревожно отбивая оставшиеся секунды.
Ящер вздернул безвольно повисшего у него на плечах Кеннеди повыше, потоптался, чтобы равномерней распределить нагрузку на спину. Я был уже не в силах контролировать собственное дыхание – сказывались паника и невероятная усталость. Колсона по-прежнему колбасило. Более или менее спокойный вид был у одного только Гарри, хотя я не взялся бы сказать, не терзает ли его внутри такой же безудержный страх, как и всех остальных.
Гарри беззвучно отсчитывал этажи.
Сирена все завывала без умолку.
Улетали секунды.
– Джимми забрал ее? – спросил я.
– Не знаю, – отозвался Ящер.
Я попробовал набрать Джимми опять, но не было сигнала.
«Пожалуйста, ну скажи мне, что она уже у тебя! Ну пожалуйста!»
Наконец, двери открылись в вестибюль, и мы скопом вырвались из лифта. Входные двери были широко распахнуты, и за ними я углядел, как последние из обитателей здания со всех ног бегут к полицейскому кордону – от входа они были уже ярдов за двести.
– Бежим! – выкрикнул Колсон, хватая Гарри за руку.
Ящер с Кеннеди на плечах метнулся следом. Я тоже взял ноги в руки.
Уже прыгая вниз по ступенькам широченной парадной лестницы, мы услышали раскаты чьего-то многократно усиленного голоса. Где-то в пятистах ярдах от нас из-за взрывозащитного барьера высовывалась голова копа с мегафоном. Мы мчались вниз, спотыкаясь и перепрыгивая через ступеньки. Кровь раненого заливала Ящеру спину; она натекла на штаны, просочилась в ботинки, и он то и дело оскальзывался.
Гарри с Колсоном бежали впереди. Я невольно замедлил бег, еще раз ткнув на повтор номера Джимми и прислушиваясь к гудкам.
Легкие горели огнем, и хотя мы уже покинули здание, пульсирующий вой сирены по-прежнему отдавался у меня в голове, отсчитывая оставшиеся секунды. Этот неуклонный ритм накладывался на тихие гудочки из зажатой в руке трубки и громкий топот моих ног по каменным плитам. Казалось, что время ускоряет свой бег, а вот ноги все сильней отстают, все медленней и медленней перебирают ступеньки.
Все у меня было уже почти на исходе – кончалась дыхалка, кончались силы. Голова лопалась от боли. Не знаю, благодаря чему я еще хоть как-то двигал ногами и размахивал в такт руками – широко разинув рот, но уже не в состоянии захватить ни глотка воздуха.