Давлят лежал на твердой земле, устланной тонким слоем опавшей листвы, которая излучала необъяснимо грустный запах тлена. Млечный Путь казался покрытым изморозью, Большая Медведица сбоку от него — зыбкой, дрожащей. Давлят подумал, что в Таджикистане звезды крупнее и ярче. В горах до них словно бы рукой подать, протяни руку — и достанешь. Давным-давно, когда бежал из дома и ночь застала в горах, он вот так же лежал на гладком, не успевшем остыть обломке скалы и так же смотрел на звезды, еще не зная их названий, и в горле стоял такой же ком, и под ресницами выступали такие же слезы. Горе тогда было безысходным, как, впрочем, и теперь, но тогда… тогда он уходил в жизнь, а теперь, сейчас?..
Перед Давлятом проплыли лица Натальи, Султана. Ушли из жизни самые дорогие, самые близкие ему люди, и одно, только одно чувство осталось в груди — жгучее чувство ненависти к врагам, убийцам миллионов, десятков миллионов людей. Пока хоть один из них будет ходить по земле, Давляту не утолить жажды мести, он будет беспощаден, истребляя фашистов, как бешеных собак. К этому теперь сводился весь смысл его жизни.
Давлят повернулся на бок, подвернув полу шинели, оперся на локоть.
— Вы б соснули хоть часок, товарищ старший лейтенант, — сказал верный друг ординарец Петя Семенов.
— Ты сам спи, — глухо проговорил Давлят.
Когда звезды померкли совсем и черное небо стало сереть, партизаны по команде Давлята приготовились залечь вдоль насыпи. Через час-полтора донеслись натуженное пыхтение паровоза и глухой перестук колес. Партизаны мгновенно рассыпались длинной цепью, слились с землей.
Поезд приближался. Паровоз был окутан паром. На первой за ним платформе из-за мешков с песком торчал, как дышло повозки, зенитный пулемет. Потом поплыли теплушки, часть наглухо закрыты, другие полуоткрыты или распахнуты с обеих сторон, и в проемах виднеются рыла ручных и станковых пулеметов. В зыбкой синеве зарождающегося дня фигуры пулеметчиков мало чем отличались от мешков или чурбаков.
«Значит, будем действовать по второму варианту», — подумал Давлят, и в ту же минуту этот вариант, как было обговорено заранее, начал осуществляться. Поезд с грохотом задергался и остановился. Из распахнутых дверей высунулись фашисты в пилотках и касках, стараясь понять, что произошло, стали тревожно перекликаться. В небо взметнулась зеленая ракета, грохнул первый дружный партизанский залп. Немцы посыпались из вагонов. Затрещали их пулеметы. В конце эшелона раздался мощный взрыв: это партизаны метнули в последний вагон с охраной связку противотанковых гранат. Теперь уже выпрыгнули почти все солдаты и офицеры, и тогда Давлят выпустил в воздух еще одну зеленую ракету, и партизаны стали, не ослабляя огня, медленно отползать к лесу.