Немцы залегли на насыпи и под вагонами. Они неохотно шли вперед, продвигались тоже ползком или короткими перебежками. В самый разгар боя Давлят выстрелил ракетой, на этот раз желтой, и вагоны вдруг дернулись и поехали. Немцы повскакали, кинулись к ним, засуетились и стали хорошей мишенью для партизанских пуль. Уцелевшие были вынуждены залечь и принялись лихорадочно отстреливаться.
В тот момент, когда проплыл охваченный огнем последний вагон, Давлят вскочил с автоматом над головой.
— За мной, товарищи! Вперед, на врага!
Он побежал с криком «ура» навстречу синему пороховому дыму и ярким вспышкам, и одна вдруг сверкнула, как молния, перед самыми глазами, и Давлят, оглушенный, рухнул на землю.
— Что с вами? — с маху упали рядом с ним Клим и Петя Семенов.
Давлят приподнялся на локтях, руки дрожали. Он с усилием оторвал тело от земли, поднялся на слабеющих ногах.
— Ничего, Клим, ничего… Вперед!.. Знаешь, есть песня: «Смелого пуля боится…» Если знаешь, вперед!.. Петя, в цепь! — Но, сделав несколько шагов, упал. — Вперед, все равно вперед, — сказал он, двинувшись ползком.
Лицо его было в крови, вытекавшей ало-вишневой струйкой из раны возле самого виска.
— Давайте хоть перевяжем, — сказал Петя.
— Потом, друг, потом… Вперед!..
Из-за рельсов хлестал пулемет.
— Гранаты… гранаты есть?
— Нет, — сказал Клим. — Я сейчас сниму его так.
— Подожди… Ты… вы… в сторону, туда бегите, отвлеките. Ну, быстро! — крикнул Давлят, видя, что Клим и Петя Семенов мешкают.
Они побежали, и немец и впрямь перенес огонь на них, а Давлят, собрав всю силу, ярость и гнев, вскочил, как подкинутый пружиной. Меньше минуты понадобилось ему, чтобы оказаться около пулемета, изрешетить автоматной очередью пулеметчика и тут же упасть рядом с ним, грудью на щит, — упасть, как в бездонный колодец, провалиться в глубокий, глухой мрак. Последнее, что сорвалось с его губ и услышал подбежавший Клим, было:
— Пулем… о… о… огонь…
Клим понял, что хотел сказать командир, и, развернув пулемет, открыл из него яростный прицельный огонь.
Уцелевшие немцы, человек двенадцать — пятнадцать, сдались. Они стояли, сбившись в кучу, дрожащие, жалкие.
Вскоре прибежал связной от Гуреевича, сказал, что все сделано, то есть эшелон, который в соответствии с замыслом угнали под носом у немцев, разгружен, все узники выпущены и можно возвращаться в лагерь.
Но Давлят не слышал этой радостной вести. Одной пулей ему пробило лоб возле виска, другая угодила под лопатку. Его несли на самодельных, из жердей, шинелей и веток, носилках. На таких же носилках несли и других раненых и убитых товарищей, и среди них тело Махмуда Самеева, известного всей партизанской бригаде удалого Восьмушки…