— У вас лихорадка… — сказала Таня. — Ложитесь в постель…
— Нет… — хрипло отвечал он. — Помоги мне лучше дойти до окна, там, может быть, мне будет лучше… Подвинь мне это кресло. Вот так…
Татьяна Петровна усадила его в кресло и стала рядом, раздвинув, по его приказание, занавеси на окне.
— Посмотри, уже светает… Как у меня шумит в голове… все тело горит, как в огне, а внутри я чувствую холод… Открой окно, открой окно…
Молодая девушка исполнила его желание. Он стал усиленно вдыхать в себя свежий воздух.
— Я… я хотел бы увидать нынче восход солнца…
Глаза его заблестели.
— Если бы только сегодня приехал Иннокентий… Мне бы хотелось поскорей увидать своего внука… Мне кажется, что скоро придет мой конец… Надо скорей сыграть твою свадьбу, Таня… и моего внука сделать моим единственным наследником…
При этих словах Марья Петровна не выдержала и, плача, громко всхлипнула.
Старик вздрогнул и оглянулся. Он увидал Марию, которая стояла, закрыв лицо руками.
Он схватил Таню за руку и спросил в сильном волнении:
— Кто там… Таня? Кто эта женщина?..
— Это… это… — бормотала, смутившись, Татьяна Петровна.
Марья Петровна подняла голову. Все лицо ее было смочено слезами. Одно мгновение она, видимо, колебалась, но потом бросилась к ногам Петра Иннокентьевича.
— Отец, отец… — начала она дрожащим голосом. — Мария, твоя кающаяся дочь… у твоих ног…
Петр Иннокентьевич не верил своим ушам. На минуту он точно онемел, вытаращив глаза.
Вдруг лицо его просияло.
Дрожащими руками схватил он голову своей дочери и, подняв ее, молча созерцал дорогие черты.
— Моя дочь, моя дочь! О, дай мне еще раз насмотреться на тебя… Как долго я ждал этой минуты… Это ты, это действительно ты, это твои дорогие черты, это твои прекрасные глаза. Я нашел опять свою Марию… Таня, слышишь, это твоя старшая сестра, которая скоро сделается твоей матерью… Маня, Маня, мы тебя искали так долго, так долго… Где же ты скрывалась, почему ты не вернулась…
— Отец, ведь ты проклял меня…
— Молчи, молчи… Теперь я прошу у тебя прощенья…
— Если ты находишь, что я довольно выстрадала, то сними с меня это проклятие…
Петр Иннокентьевич заплакал.
— Приди ко мне в объятия, дочь моя, чтобы я мог чувствовать тебя у моего сердца…
Он стал лихорадочно целовать ее.
После минутного молчания он снова заговорил:
— Твой поступок был, конечно, нехорош, но судьба достаточно тебя покарала… Если кто из нас виноват, то, конечно, я… Мария, дорогая моя доченька, твой отец был безжалостен к тебе, имей теперь жалость ко мне. Маня, на краю могилы, прошу тебя простить твоего преступного отца…