– Это правда, если учесть отзывы учеников и родителей, а также похвалу директора.
– Твои сегодня, говоришь, уехали?
– Да, утром.
– Что ты собираешься делать?
– Вот, осталось сдать один экзамен, а потом…
– Поедешь вдогонку своему семейству?
– Нет, не поеду. У меня есть ещё дела на кафедре. Закончу их до конца месяца, потом, может быть, к бабушке рвану.
– А что с этим? – Анастас выразительно показал на стоящие в комнате стулья, и Серёжа его понял, – ведь, тебе, наверно, надо будет явиться в милицию, дать показания?
– Да, они сказали, что вызовут меня.
– Потом, возможно, будет суд, и застрянешь ты здесь без отдыха на целое лето.
– Не знаю. А как там у вас? Что с Анютой?
– Всё продолжается в том же духе. Если бы дочери было лет семнадцать-восемнадцать, то я бы сказал «встречается со своим парнем». А здесь: язык не поворачивается так говорить. Она – малолетка, даже ещё дитя неразумное, а он… он – вообще не парень, и даже не человек.
Серёжа усмехнулся грустно и невыразительно.
– Да, Анастас, влипли мы в историю с генианцами.
– Ты жалеешь?
– Нет, не жалею, наоборот. Только всё это так неопределённо. Мы с тобой, как первопроходцы, которые открывали пути на Север или на Южный полюс. И мы тоже на неизведанной тропе впереди всего человечества. И страшно, и интересно.
– Нет нам пути назад, Серёжа. Будем пробиваться. Ну, ладно, я поеду домой. Если я тебе буду нужен, «звони», – и Анастас показал пальцем сначала на Серёжину, потом – на свою голову.
После ухода Анастаса Серёжа прошёл по всей квартире, чтобы оценить результаты деятельности непрошеного гостя. Всё было перерыто и перевёрнуто. Сергей кругом осмотрелся, но порядок наводить не стал. Появление Михаила в квартире и его дальнейшие действия выбили Серёжу «из колеи»: ничего не хотелось делать, не было желания думать. Только усталость и неодолимая тяга лечь в кровать. Видно, удар головой о стенку был слишком силён и явился причиной такого состояния. Он лёг, не раздеваясь, и вскоре уснул.
23
Что-то влекло Лютого к Митяю. Может быть, ему хотелось побыть с человеком, который ещё недавно был на воле, и здесь он ещё не успел обрасти отравленным тюремным мхом, а может быть – прикоснуться к принесённым остаткам свободы, которые ещё не сбросил с себя этот мальчишка. А, может быть, в Лютом к концу-то третьего десятка прожитых лет проснулся человеческий инстинкт заботы о младшем представителе, себе подобном. Так, или иначе, при первой возможности, Лютый старался поговорить с Митяем, где-то подбодрить его, или преподать тюремную науку.
Дни бежали за днями, и Митяй уже так привык к покровительственному отношению Лютика, что сам часто бежал к нему, если появлялась такая возможность.