– Если только недалеко, – ответил юноша, всеми силами стараясь сохранить лицо.
– В нашем городе нету такого понятия «далеко», – усмехнулся Маат, вставая и собирая палочки. – У нас, куда ни направишься – рукой подать.
За столом остался сидеть оцепенелый Егор. Внезапно он понял, что больше не существует ничего – ни зоопарка давних лет, ни мамы, ни велосипеда. Папа торчал неустранимым черным гвоздем.
Мы забираем из прошлого краски. Но разве не они нас мучают? Мы любовались ими, и вот их нет.
6
Маат не любил себе в этом признаваться, но самого себя он считал исключительно сложным. Он понаслышке знал видных философов и писателей, а кое-кого и читал, излишне грамотно говорил и утешался мыслью, что и его сожрут черви. Придется перетерпеть несовершенство.
Пока они шли, он поделился с Дандером всего одним соображением:
– Слышишь меня, паря? – Маат старался изъясняться в простонародной манере полуграмотного сельского жителя, но моментально сбился. Он оставался сыном своего отца и получил поверхностное, но приличное образование, а скорее – урок, хотя в отрочестве прочел много книжек – по принуждению много читал. Многие сложные вещи он узнавал в ненавистных запутанных снах, донельзя сложных. Когда он умрет, он возьмется за сложные сны. – Много ли ты постигнешь интуицией? Брошенный ты со своим одиноким голосом человека, брошенный в небо, высунутый Хайдегерром из бытия в небытие, как хер из ширинки. Приход к Богу – сознательно выбранная энтропия. Ничего нет, но для развития воли к небытию всё должно быть предельно сложным.
Иногда с ним случались подобные откровения, на язык прилетали слова извне, и он вдруг моментально понимал, что есть интуиция, и кто такой Хайдеггер, и даже почти догадывался, кем был на самом деле этот Пруст и чего хотел, и вспоминал из курса физики, что есть энтропия, но все догадки быстро рассыпались в труху, подчиняясь той самой энтропии, которой сознательно – как полагал сам Маат – он служил. Потом припоминал заново и даже записывал для памяти в сокровенную книжечку.
Дандер оторопел. Таких речей ему не приходилось выслушивать даже от Менты. Покуда он соображал, к чему тут Хайдеггер и почему провожатый употребил бранное слово, они успели дойти до погоста, где Маат ударил Дандера по голове первым попавшимся под руку поленом.
День был в разгаре, на кладбище царило запустение.
Было много холмов, рытвин, канав, полураскопанных могил, обитатели которых либо самостоятельно выгрызались изнутри черными от земли зубами, либо же выбирались из них клешнеобразно, совсем, чтобы гулять по свету, не отряхнувши песка.