По темной крутой лесенке Ляля повела ее наверх, на террасу, залитую уставшим распаренным августовским солнцем. Распахнула окна. Яблоня протянула ветки и коснулась Татьяниной щеки шелковой яблочной шкуркой. Ляля сорвала яблоко и сунула Татьяне в руку.
— На! Ешь! Не бойся, мыть не надо.
Татьяна откусила розовый бок, покрытый крошечными коричневыми веснушками. Наверху, на сосне, выстукивал дятел. Сосны, облитые солнцем, кивали ей макушками. «Люблю!» — подумала Татьяна и засмеялась.
— Ну давай, смейся, осваивайся, а я пошла, мне обед готовить на всю ораву, — сказала Ляля и побежала вниз.
Татьяна видела, как мелькает в кустах ее красный ситцевый сарафан. Арик с Аллиным братом сооружали мангал из кирпичей. Миша и Леонид возились около колонки. Алла, вытянувшись в струнку, сидела на скамейке. Рина копалась в огороде — собирала зелень для обеда. Ляля чистила картошку. Витенька крутился возле Ляли, лез под картофельные очистки, трещал что-то о мамочке. Маргоша с обожанием смотрела на него. Ляля энергично сбрасывала очистки с ножа, стараясь попасть прямо в Витеньку. «Люблю!» — еще раз подумала Татьяна и стала спускаться.
Она шла по тропинке между барбарисовых кустов в малинник. Малинник был запущенный, малина — мелкая, редкая, но отчего-то — может, оттого, что никто ею не занимался и она росла себе на воле в свое удовольствие, — сладкая.
— Пойди, — попросила Ляля, — собери кружечку. Сделаем бланманже.
— Бланманже — это что? — спросила Татьяна, и они засмеялись, вспомнив, как она с теми же интонациями спрашивала про Арика: «А вот этот — этот что?»
— Бланманже — это когда ягоды перетирают с сахаром. Воздушный мусс. Тебя устраивает?
— Меня все устраивает, даже бланманже.
Она шла по тропинке, помахивая кружечкой. Сзади раздались шаги. Кто-то протянул травинку и пощекотал ей нос. Татьяна чихнула и оглянулась. Арик стоял улыбаясь, широко расставив ноги и сияя коричневой лысиной.
— Попалась? — спросил он ласково.
Татьяна попятилась и как щитом загородилась кружечкой.
— Попалась, глазастая, — с удовлетворенным вздохом констатировал Арик и протянул к ней руку.
— Т-ты что? Что т-тебе? — Татьяна заикалась от страха и ненавидела себя за это заикание.
Арик ухватился за ее плечо, потянул себе, наклонился к самому лицу. Растягивались в улыбке узкие губы. Бликами сияла на солнце лысина. «Сатир!» — подумала Татьяна и тут же удивилась. Слова «сатир» не было в ее лексиконе, но именно оно, вернее, удивление тому, что оно вдруг пришло ей в голову, придало Татьяне смелости. Она подняла кружечку и треснула Арика по лысине. Арик выругался, схватился за голову, развернулся и побежал прочь. Татьяна стояла оглушенная, как будто это ее только что ударили по голове. Кружечка выпала из рук и теперь валялась на земле, выглядывая из травы отбитым синим эмалированным боком. «Может, я ему тоже отбила кучочек лысины», — подумала Татьяна, глядя на кружечку. В кустах раздался шорох. Кто-то пробирался в сторону кухни. Татьяна увидела, как в листве мелькнуло коричневое школьное платье.