— Глюкоза! — Миша снимает рюкзак и достает аптечку, в ней три большие ампулы с глюкозой. Он осторожно разбивает ампулу и выливает ее содержимое Вовке в рот.
— Сладкая! — Вовка недовольно морщится, облизывая губы.
Вдруг Коля срывается с места и лезет вверх.
— Коля ты что! — мне страшно, потому что там достаточно круто.
— Помоги лучше, — отвечает он.
Он тянется вверх и достает с полки горсть снега. Я забираю у него из руки это сокровище и заворачиваю его в салфетку. Есть снег конечно нельзя, но можно им протирать Володе губы. Пока мы возимся с Володей, Миша готовит следующий спуск. Все повторяется, я снова вижу, как капает кровь с Вовкиной ноги, как болтаются мои ледорубы, и ругаю себя за кривые руки. Долго, как долго тянется время, восемь веревок спуска, всего триста метров до перемычки. На очередной полке я вижу Ирину. Она сидит, молча и отрешенно. Бинт! Я смотрю на ее колено и вижу, что оно замотано эластичным бинтом.
— Ира отдай бинт! — я кидаюсь к ней в ноги и она, понимая, в чем дело, тут же сматывает его.
Все, сейчас я сделаю нормальную шину. Я заматываю ледорубы эластичным бинтом и мысленно возношу хвалу Иркиному колену и тому, кто этот бинт изобрел. Даже Вовка чуть-чуть оживает и пытается пошутить:
— Не мучайся, — говорит он, — все равно, ногу отрежут.
Мы с Мишкой наперебой начинаем уверять, что это не так, и что все будет в порядке. В то, что все будет в порядке, я не верю. Я с ужасом думаю, что наркотиков больше нет, что Вовка потерял много крови и что спасателей внизу не видно. Но выбора у нас все равно нет. Миша готовит очередной спуск, я колю Вовке оставшийся новокаин выше места перелома. Ира бережно накрывает Володю своей пуховкой. Его знобит. Но у нас нет не только чаю, даже воды.
Мы уже спускаем Вовку несколько часов. Наконец я замечаю, что на перемычку подходят спасатели. Среди первых двух подошедших я узнаю Шурика.
Еще одна веревка и мы на перемычке. Здесь нас ждет врач КСП. Я говорю врачу, что было сделано, он задает вопросы.
Удивленно спрашивает, почему так наложила жгут. Я не могу сказать: «так получилось» и говорю какую-то ерунду. Он накладывает настоящий жгут вместо моей веревки, заменяет ледорубы настоящей шиной, колет наркотики.
Я, как зачарованная, смотрю за его руками, как он быстро и ловко все делает. Мне стыдно за себя и завидно, что я так не умею.
Вовка снова просит пить, и ребята поят его теплым чаем из термоса. Они уже собрали ладью для спуска и торопят доктора.
Доктор с помощью ребят перекладывает Вовку в ладью, и вызывает по рации лагерь, сообщает, что начинается спуск пострадавшего и что состояние тяжелое. В этот момент я смотрю на Вовку, и наши взгляды встречаются. «Прощай», — говорит он мне одними глазами. Он бледен и его черты заострились. От слов доктора он совершенно сникает. Он перестает бороться за жизнь, на лице появляется выражение безразличия. Мне становится страшно. Я осознаю, что ничего не смогла толком сделать, и чувствую себя моральным уродом.