— Когда началась война? — справившись с приступом смеха, продолжает опрашивать больную профессор.
— Какая война? — Переспрашивает Краевская
— С немцами война, — уточняет профессор
— Вторая мировая, — добавляет один из студентов.
— В тридцать девятом, — отвечает Краевская.
Студенты снова смеются
Лену начнет душить злоба.
— Вообще-то, Вторая мировая война началась первого сентября 1939 года, — громко поправляет она, — стараясь быть услышанной даже через смех, — и вам, господа, стыдно это не знать. И смеяться нужно не над ней, а над вами — ха-ха-ха, — звучит ее имитация смеха уже в полной тишине.
Студенты замолкают, видимо вспоминая, что они находятся в сумасшедшем доме и вокруг злобные и опасные психи. Они смотрят на профессора, ожидая его реакции. Воцаряется гробовая тишина
— А это кто? — спрашивает профессор у дежурного ординатора.
— Ничего особенного, суицид, — отвечает врач с легким презрением в голосе.
— И что ж вы барышня, такая умная решили руки на себя наложить? — обращается профессор к Лене с легкой иронией в голосе.
— Ситуация сложилась безысходная — говорит девушка, ловя на себе насмешливо-любопытные взгляды студентов.
— Не бывает таких ситуаций — самодовольно отвечает профессор.
— Вы вылечите Тамару Михайловну? — Лена подхватывает ироничный тон и смотрит с издевкой на профессора.
— Это, барышня, не лечится, — бросает он, словно не замечая сарказма в вопросе.
— То есть, вы хотите сказать, что у вас бывают безысходные ситуации, а у меня таковых быть не может? — с откровенным сарказмом говорит Лена.
— Пойдемте дальше, — говорит профессор студентам, и они уходят из палаты.
Лампочка мерзким желтым светом в сто пятьдесят свечей лезет в душу. Воспоминания оживают и ковыряют длинными, острыми когтями незаживающую рану. Психи под действием лекарств мирно поскрипывают железными кроватями. Лена не спит. Она не в силах заснуть.
Вдруг оживает стража у входа, и рядом с Леной кладут еще одну женщину. Медсестра пытается отобрать туфли, но женщина громко возмущается, утверждая, что она не может ходить ни в чем другом, и медсестра отступает.
Женщина смотрит на Лену.
— Сколько тебе лет, — спрашивает она.
— Шестнадцать.
— За что тебя сюда? — женщина говорит серьезно, и в ее глазах виден свет.
— Суицид, а вас?
— Несчастная любовь, что ли? — спрашивает женщина.
Лена молчит, ей ничего не хочется объяснять. Комната мирно спит, только соседка из блокадного Питера плачет сквозь сон. Вновь прибывшая пациентка, шепотом начинает свой рассказ. Она тоже плачет, у нее горе. Ее губы обкусаны и безжалостно хрустят косточки пальцев рук, сворачиваемые в акробатические позы.