— Михаил, — подсказал Миша и удивленно взглянул на Шульца.
— Ваш отец еще жив? — осторожно поинтересовался Шульц.
Миша отрицательно помотал головой.
Шульц скукожился и пробормотал: «сожалею».
В комнате воцарилась напряженная тишина.
— Я знал вашего отца и бывал у вас в доме, — неожиданно сказал Шульц, — вы, наверное, меня не помните, это было очень давно.
«Тот самый Шульц?», — подумал Миша и снова осмотрел немца пытаясь найти сходство с тем тощим голодным военнопленным, которого кормил отец. Но то ли память подвирала, то ли годы изменили черты лица до неузнаваемости.
— Мне тогда было девятнадцать, как сейчас вашему сыну, — продолжил Шульц, — я был молод, наивен, глуп. А ваш отец. Знаете, он меня очень многому научил.
Шульц снял очки и попробовал скроить на лице улыбку.
— Операция очень тяжелая, но шанс есть. Наши хирурги считают опухоль операбельной. Затем потребуется дополнительное лечение: либо лучевая, либо химиотерапия. Мы этим не занимаемся. Вам придется искать другую клинику.
— Сколько это будет стоить? — спросил Миша, чувствуя, как сердце лихорадочно застучало о грудную клетку.
Шульц поелозил лежащими на столе бумагами и задумался. Его лицо ничего не выражало, и Михаил не понимал, чем занят немецкий мозг: проводит ли он сложную арифметическую калькуляцию или просто погрузился в воспоминания. Наконец бесцветные глаза ожили, и Шульц с достоинством произнес:
— Я возьму на себя оплату операции и содержания вашего сына в клинике.
Миша замер и посмотрел на Шульца недоверчиво в ожидании подвоха.
— Только у меня небольшая просьба, — несколько смущенно добавил немец, зажав между большим и указательным пальцами медальон:
— Могу я оставить это себе?
Облака на западе порозовели, напоминая запоздалым путникам о приближении ночи. Машина миновала новгородскую окружную и резво полетела в сторону Питера, почувствовав колесами хороший асфальт. Перед глазами мелькнуло название деревни — «Мясной Бор».
— Останови здесь, — попросил Пашка, я притормозил и съехал на обочину. Он пулей выскочил из машины и на ходу нервно защелкал зажигалкой, словно я всю дорогу запрещал курить. Не оборачиваясь и не дожидаясь меня, Пашка быстрыми шагами двигался в сторону мемориала.
В России есть немало уголков земли, пропитанных потом, слезами и кровью. Там не гаснет вечный огонь, и не вянут живые цветы. Кинематографисты снимают фильмы, писатели пишут книги, власти проводят торжественные мероприятия с парадом и салютом. Сюда приходят, согнувшиеся под тяжестью орденов, ветераны сначала с детьми, потом внуками. Они, как неофициальная часть истории, несут не только венки к памятникам, а еще правду потомкам, чтобы сохранить память о подвиге народа.