Часы оттикивали седьмую минуту моего времени. Белая королевская пешка с вызовом стояла впереди всех.
Я извинился, сел, внимательно осмотрел соперника. Эффектного кроя белый костюм, на лацкане пиджака — мастерский значок. Для него турнир — работа, хлеб. То-то расстроится…
Очень улучшенная защита Стейница. До восьмого хода я отдавал отчет в своих намерениях…
…Моросящий дождь заставил искать укрытия. Беседка, увитая темно-зеленым плющом, манила запущенностью. Я осторожно глянул внутрь. Тихие-то мы тихие, а вдруг?
Одинокая фигура шевельнулась в плетеном креслице.
— Не потревожил? — спросил я.
— Чего уж там, — приветливо кивнул он. Бесформенная больничная пижама не могла скрыть худобы. На коленях — раскрытый блокнот. — У вас ручки не найдется?
— Нет.
Дождь брызгал на коротко стриженые газоны.
— Незадача, — он озабоченно защелкал языком и с ожесточением зацарапал шариковой ручкой по бумаге. — Не пишет, совсем не пишет, — он порывисто встал, подошел к выходу, выглянул.
— Дождик славный, грибы пойдут, — я попытался завязать спокойную беседу.
— Боюсь, погода нелетная, — он вглядывался в беспросветную пелену туч. — Мне нужно отправить письмо авиапочтой. Обязательно сегодня. Обычной не могу. После гибели «Титаника» не доверяю я пароходам. А какой ход пропал!
— Ход? — некстати удивился я. Нашел место для удивлений — в психиатрической лечебнице. Ну ладно, в лаборатории патологии мозга, если угодно. Сути это не меняет.
— Тихо! — он перешел на шепот. — Могут подслушать! Я играю матч с Джеймсом Робертом Фишером на звание чемпиона мира по переписке! И если срочно не отправлю ход, у меня будет просрочка, поражение — в абсолютно выигранной позиции! Теперь вы понимаете, как необходима ручка. О! Есть способ! — он подобрал на полу спичку, чиркнул об обложку блокнота, поднес к пламени острие ручки. — Сейчас распишется!
— Николай Егорович, Николай Егорович! — Санитары шли по саду, заглядывая под мокрые кусты. Собеседник скривился:
— Прихвостни Фишера! Помешать хотят! Не выйдет! — и он отчаянно попытался начертать что-то в блокноте.
— Не пишет! Не пишет! — он со злобою уставился на ручку и вдруг резко, твердо воткнул ее острием в собственный глаз. — Получай, скотина!
Вбежавшие санитары подхватили его под руки и, не обращая на меня внимание, поволокли под ливень.
— Я! Я — чемпион мира! Мне нет равных! — кричал больной, задирая к небу лицо с торчащей из глазницы шариковой ручкой.
То, что я принял за блокнот, лежало на дощатом полу беседки — небольшая книжечка в мягкой обложке. Я поднял ее. «Этюд глазами гроссмейстера» господина Надераишвили. Опасное чтиво. Я сунул книжку в карман курточки. Здесь очень долгие вечера…