…Соперник сидел, обхватив голову руками, то ли оберегая ее от распиравшей изнутри мысли, то ли пытаясь эту мысль выдавить. Наконец, он остановил часы.
Не он первый. Пустые столики зияли в зале, словно первые воронки Черной бомбежки.
На эстраде — кумачовый плацдарм. Независимые наблюдатели, надежа и опора.
Я протянул бланки партии. Судья рассеянно улыбнулся, покивал головой и полез в папку. Взор его ясно говорил: «Какой Денисов? Почему — Денисов?» — и, вслух:
— Жеребьевка завтра в десять утра, — ему жаль было расходовать чернила на мою шальную единичку.
Я покинул зал. Половина восьмого. Буфет с надписью на дверях: «Исключительно для участников турнира» — по-русски, немецки и английски.
Полезно быстро играть: людей мало, бутербродов много. Кета по цене кита — для людей с хорошей памятью. Ну её… Салатик «Оливье», бутерброды с воронежским окороком в пику напрочь забытому премьеру Рыжкову, стакан томатного сока и — в уголок зала, опять за колонну. Заколонный синдром просто.
Люди постепенно перетекали из турнирного зала сюда, спеша восполнить затраченные силы — не остывшие от перипетий борьбы, розовые, бодрые «вампиры» и бледные, с мелко подрагивающими руками «кормильцы». У «вампиров» аппетит побольше.
Я покачал в руке стакан. И сок нынче другой — без осеннего солнца, без легкой грусти по ушедшему году, так — малокалорийный напиток.
Шумно становится. Прекрасный пол появился. Где мои семнадцать лет…
Умеренно упитанная блондинка шла с подносиком по залу, выглядывая местечко для посадки.
Я прикинул свои шансы. Неплохие: кругом сидят сам-три, четыре, а я — как перс, потерявший букву «т».
Угадал — блондинка ближе и ближе, ресницы вскидываются и темно-голубые, лишенные защитного озонового слоя глаза смотрят на меня.
— Beg your pardon, — я едва разошелся с ней в узком проходе. Свой переход на архаичный английский я отнес на счет чрезмерного волнения, и лишь на выходе из буфета дошло: на карточке, болтавшейся на шее, выведено: «Элис Маклин, Великобритания». Язык и на сей раз опередил мысль.
Ходу, ходу! Иначе сердце не выдержит избытка положительных эмоций.
По лестнице — широкой, парадной, — я спустился в фойе. Редкие любители вяло переходили от монитора к монитору. В углу, вокруг книжного развала, народу погуще. Листают, разглядывают. Даже покупают. Прицениться?
Я подошел к прилавку. Три квадратных метра шахматной литературы. И, рядом — «Камасутра», издание, переработанное и дополненное. Берут активно, жадно. Провинция.
Привидением бродил я по дворцу культуры, скромным вечерним привидением, которого обыватели не только не пугаются, а, напротив, жалеют, относя бледность и худобу на дороговизну продуктов питания.