А ночь — это плохо. Если уже ночь, то она может и опоздать.
Небольшой костер был хорошо виден. И какие же они были дураки, что забирались так далеко, думая, что их никто не найдет. Хоть бы в ложбинку спустились, а то ведь как на ладони сидят.
— Анка, ты выздоровела? — обрадовался Воробей. — А я заходил…
— Где Глеб? — Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: Глеба у костра нет.
Воробей сник и снова улегся на землю.
— Где Глеб? — метнулась она к Серому. — Вы понимаете, что его нельзя отпускать?
— Ничего он не найдет, — отмахнулся от Анжи, как от комара, Лентяй. — Даже до леса не доберется. Отсидится в овраге и прибежит обратно с листом лопуха. Что ты, Глеба не знаешь?
— А если найдет? Ты представляешь, что тогда начнется?
Несмотря на все страдания Анжи, мальчишки продолжали лежать.
— Эх, вы! — махнула она рукой и побежала к лесу.
Анжи и сама не могла понять, почему ее так волнует судьба старого барина и откуда у нее вдруг появилась эта убежденность, что разрыв-траву найти можно. Впрочем, убеждение ее стало стремительно улетучиваться, как только она приблизилась к лесу. Здесь уже стояла непроглядная ночь.
Анжи попятилась. Вот в такие моменты и начинаешь верить во всяких леших и кикимор. Это стоя около костра легко рассуждать, что правда, а что вымысел. А около темного леса да еще в купальскую ночь…
Глеб-то где?
— Найти большой папоротник, очертить вокруг себя круг, зачураться от нечистой силы, — бормотала Анжи, переминаясь с ноги на ногу. — Так ведь это все в двенадцать! Зачем раньше времени соваться? — оправдывала она свою нерешительность. — Тут весь лес обежишь, никого не найдешь. — Она поежилась, обхватив себя за локти. — Глеб не дурак заранее в лес соваться. А сейчас и десяти нет.
Земля под ногами дрогнула.
— Они там что, бомбы взрывают? — покосилась она в сторону поселка.
Издалека донесся гул, порыв ветра пригнул траву, зашелестели кусты.
— Вот в двенадцать и приду, — решила Анжи, поворачиваясь к лесу спиной.
Над полями пропела знакомая мелодия радио «Маяк», позывные дробью забились в воздухе.
— Я же говорила — десять.
Сигналы точного времени острыми молоточками врезались в висок.
Один, два, три, четыре, пять…
Чем дольше били часы, тем яснее становилось — не десять. И не одиннадцать. Самую настоящую полночь отбивают невидимые куранты!
Лес заволновался, застонал. Анжи попятилась, споткнулась и больно села задом на кочку. Лес тяжело выдохнул, заставив Анжи зажмуриться.
Открыв глаза, она поняла, что все вокруг ожило. Скрипели, жаловались на жизнь деревья, перешептывались кусты, подхихикивали травы.