— Нет, они просто умерли. — Хельга помолчала. — От старости. Говорят, что если пожить в этом доме, то никогда не выйдешь замуж.
Никита закатил глаза. Какая же глупость волнует девчонок! Тут вопросы жизни и смерти решаются, а они все об одном…
— Пришли.
Они остановились около колонки. Той самой, которую Никита увидел из такси. Она его еще тогда поразила. Теперь нет, теперь все было правильно. Через грязь перекинута доска, клонится намокшая крапива. За крапивой стоит барак. В двух окнах горит свет.
— Спасибо, что проводил, — улыбнулась Хельга. — Ты же не собираешься уезжать?
Никита хмыкнул. Когда захочет, тогда и…
Додумать не успел. Хельга быстро шагнула к нему и коснулась его губ своими холодными губами. От прикосновения Никите стало жарко.
— Не уезжай, — ворвался в уши голос Хельги. Сама она уже оказалась среди крапивы. Прошла так, что тяжелые кусты не покачнулись. Скрылась за бараком.
— Что? — запоздало спросил Никита. — Конечно!
— Конечно! Приходи, конешшшно…
Последнее слово было произнесено со странным шипением. Со змеиным шипением.
Никита оглянулся. Кусты. И за ними темнеет махина Дома Трех Смертей.
— Не уезжай, — прошелестел ветер губами листьев.
Никита вглядывался то вправо, то влево — и вдруг увидел. Точно! Светлая фигура. Около дороги. Распущенные волосы. Девчонка. Или тетка. В длинной как будто ночнушке. Тянет руки.
— Не уезжай, — с подвыванием позвала она. — Иди сюда!
Никита похолодел. Две минуты назад он был там, где стояла тетка. Ей ничего не стоило сделать несколько шагов…
— Мальчик… Помоги!
Он представил ее холодные руки на своих плечах, ледяное дыхание на шее, стеклянный взгляд. Вспомнился поцелуй Хельги. Непонятным ужасом стрельнуло от макушки к коленям. И Никита побежал. Чуть не потерял шлепанцы. В какой-то момент испугался, что в темноте не найдет дом. Что дочь священника догонит его.
Никто не догнал. Хотя он успел напридумывать, что тетка могла с ним сделать. Почему-то решил, что она его непременно защекочет… или привяжет к стулу и навечно оставит в доме. Или тоже решит поцеловать, как Хельга. И вот это было самое страшное.
Через бесконечное мгновение он стоял около знакомой калитки. Руки на штакетинах неприятно подрагивали, перед глазами все прыгало. Сердце стучало в горле. Он тяжело перевел дыхание и опустил лоб на шершавое дерево калитки.
А может, он и правда спит, как час назад написал маме?