– Вперед, – пробормотал он едва слышно, окутался белым паркум, налетевший порыв поспешно уволок его в сторону. – Вперед, – повторил Коваленко, но опять не сделал ни одного движения, чтобы оторваться от дерева.
Людей в округе по-прежнему не было, улица пугала своей удручающей пустотой. Колдовство какое-то, наваждение, шаманство.
– Вперед, – произнес он призывно и вновь не сделал ни одного шага, даже малого.
Несколькими вялыми движениями поднял воротник шинели, руки засунул в рукава.
Морская шинель представляла собой известно что, особенно в ту пору: тоненькое сукно без всяких утеплителей и подстежек, на «рыбьем меху» – на воздухе то есть. И, кроме воздуха – ничего. Замерзнуть в такой шинельке можно было легко и главное – очень быстро. Коваленко поплотнее прижался спиной к дереву – так будет теплее, правда ведь? – и закрыл глаза.
Перед взором его высветилось море – огромное, сияющее, теплое, очень спокойное, именно такое море любила Полина, – и младший лейтенант расслабился, вздохнул освобожденно, вгляделся в недалекие волны. Ведь недаром все время он слышал звук моря.
Звук моря, влекущий, рождающий сладкую дрожь в душе, – призывный звук моря…
Наутро флотского офицера Коваленко нашли замерзшим около того дерева, где он так неосторожно остановился, чтобы перевести дыхание и согреть хотя бы немного руки…
Оставшись в Москве на попечении матери и сестры, Вера Егорова часто вспоминала Шпицберген, синие глыбы льда, сваливающиеся в черную недобрую воду, жесткий снег, похожий на металлическую окалину, способную разрезать руку до костей, недоброе небо, разрисованное широкими полосами северного сияния, охлесты пурги, способные не только выдавить стекла в помещении, но и завалить стенку барака на землю, опрокинуть целиком весь барак, вспоминала Вилниса, который так и не сумел вернуться в Москву, чтобы расписаться в загсе, тетю Киру, но больше всего почему-то – кошку Конгушу.
Жива ли она там, на этом угрюмом холодном Севере, Конгуша – диковинное животное черепаховой породы, сшитое из трех цветных лохмотов, свалившееся, судя по всему, с неба?
Раз в две недели Вера ходила к врачу, показывалась – беспокоилась, что вдруг с ребенком будет чего-нибудь не так, процесс пойдет вкривь или вкось и в результате вместо сына, которого она ожидала с нетерпением (Вилнис тоже ожидал сына), можно родить кого-нибудь еще… (Интересно, кого?)
Доктор – седенький, в древних крохотных очечках, с трясущимися пальцами, но очень опытный, – умолял Веру не волноваться, ходить в поликлинику пореже, но она волновалась, очень волновалась и появлялась здесь регулярно.