– Так.
Впереди, среди деревьев с темными фиолетовыми стволами виднелись длинные двухэтажные здания – крытые рубероидом бараки.
– Вы здесь живете? – спросил Савченко.
– Где же еще жить?
«Разбойное место, – подумал Савченко, – штаны снимут, кошелек отберут, очистят карманы и спустят в канализационный люк. Где мой трофейный „вальтер“, который не раз выручал на фронте?» Ничего, кроме перочинного ножа, у Савченко не было. Он шел следом за Фросей, не отставая от нее – Фрося предупредила, что сбиваться в сторону нельзя, тут сырое место, можно по щиколотку вляпаться в грязь. Комариное царство, долгоносых собирается столько, что иногда нос и рот они затыкают такими плотными пробками, что не пробить. Ни одна хвороба их не берет.
Поначалу, весной еще, жители здешние пытались бороться с комарьем, но все было безуспешно, комары побеждали, люди чесались отчаянно, стонали и ругались, а потом привыкали и зажимались до конца комариного сезона – жить-то ведь надо было!
Сквозь сырую низину были проложены темные, невидимые в вечерней мгле доски, Фрося безошибочно находила их ногой, под досками чавкала вязкая болотная жижа.
– Когда-то здесь была речка, – сказала она, – а потом ее вычерпали.
– Разве можно вычерпать речку?
– Можно. Отвести ее по ведрам на огороды, в палисадники ничего не стоит. Отвели – и речка исчезла.
– Зато грязи полный ушат.
– А что делать? Не писать же Калинину. У него и без этого дел полно.
– Может быть, и надо написать. Дел полно, но Калинин, говорят, многим помогает.
Фрося привычно вскарабкалась на светлый глиняный взгорбок, хорошо видный в темноте, к тощеньким заморенным деревцам, потянула за собой Савченко. Остановилась на миг.
– Вот и все, грязи больше не будет. Пришли.
Через минуту они очутились в узком и довольно чистом подъезде, в котором в отличие от подъездов многих московских домов не пахло кошками, – здешние жильцы следили за домом, – по ветхой голосистой лестнице поднялись на второй этаж.
– Здесь будьте аккуратнее, – предупредила Фрося, – здесь можно ноги сломать.
Прямо на ступеньках, мешая ходу, стояли ведра, горшки, старые закопченные чугуны, фанерные ящики из-под посылок – распространенная тара для картошки. Савченко отметил, что чем ближе к дому, тем разговорчивее становилась Фрося, она словно бы оттаивала, делалась качественно иной, из голоса постепенно истаивали хриплые усталые нотки, походка ее обретала легкость и женственность.
«Оно и понятно – дом есть дом» – Савченко попробовал определить, чем же, раз не кошками, пахнет подъезд, пахнет эта заставленная житейскими предметами лестница, но не определил – лестница ничем, кроме старого дерева, не пахла.