Давно Савченко не был в бараках. Жильцов-то тут, наверное, жильцов… недаром Фрося насчет жильцов предупредила. И как же она будет себя вести? При своей-то профессии? Савченко почувствовал, как у него вновь погорячело и сделалось чужим лицо.
Когда Фрося открыла дверь в коридор, из которого налево и направо выходили двери, много дверей, – Савченко увидел сразу несколько жильцов и ему стало еще жарче. Под кителем, по груди снова потек пот. Но он-то ладно – «наше дело не рожать, сунул, вынул, да бежать», – а каково Фросе? Она ведь живет здесь, живет!
«Ты понимаешь, Савченко, жи-ивет!» – майор почувствовал, что у него сами по себе шевельнулись и онемели губы, в висках возник электрический звон. Савченко понял, что не Фрося со своим более, чем сомнительным занятием окажется в центре внимания барака, а он – он, боевой майор, вот ведь как.
Мысль о том, что на него нападут, разденут и отберут бумажник, где находятся не только деньги, но и документы, пропавшая было в подъезде, удивившем его своей чистотой – разбойники ведь подъезды свои в чистоте никогда не держат, поскольку промысел их грязный и грязь для разбойника родная стихия, – возникла вновь в Савченко.
Он неловким гусиным шагом проследовал за Фросей в конец коридора, стараясь не смотреть по сторонам. И все же заметил двух женщин в бязевых халатах, схожими с больничными, жаривших что-то на больших керосиновых плитках, мальца, сидевшего на эмалированном горшке там же, на кухне – к ароматам еды малец с удовольствием добавлял свой, засек открывшуюся дверь и в ней любопытствующего школьника с серьезным бледным лицом, а за его плечами – радостно улыбающуюся бабусю с пустым розовым ртом – у нее не было ни одного зуба.
Почувствовав состояние Савченко, Фрося произнесла без всякого выражения, никого на ходу не замечая:
– Здесь все свои. Не стесняйтесь и не обращайте внимания, что бы вы ни увидели. Ладно?
Легко сказать, не обращайте внимания, а на деле? Из-под сапога вылетела опорожненная консервная банка, заскакала, словно живое существо по полу.
– Кошачья, пустая, – пояснила Фрося, – ничего страшного, – засмеялась чуть слышно и от этого смеха Савченко стало немного легче. – Кошка не обидится.
У него вдруг возникло чувство, что с Фросей он был знаком ранее, чуть ли не с поры детства, только в детстве своем он был маленьким, щенком, требующим защиты, а Фрося уже была взрослой, усталой и старой, как сейчас, она за прошедшие годы никак не изменилась, – изменился сам Савченко, опасения насчет того, что его разденут и обчистят, прошли вторично и Савченко вернулся из некой холодной пустоты, из которой он наблюдал за самим собой и краснел, как мальчишка, – в реальность.