Савченко ничего не сказал в ответ на это – все слова были лишними.
– Нет, не поймете! – убежденно проговорил инвалид. – Если бы у меня были ноги – я бы тоже не понял. Но мы не виноваты, майор, в том, что мы такие – нас такими сделали. И возможно, именно ты посылал нас на убой.
Савченко выставил перед собой руку, словно бы хотел защититься от инвалида, хотя защищаться и не надо было, коротким движением отсек что-то в воздухе, – он словно бы предупреждал удар рубаки-инвалида и произнес шепотом:
– Я, солдат, никого никуда не посылал, извини, – майор сглотнул воздух, застрявший у него в горле, и добавил: – Извини еще раз, я сам ходил…
Инвалид остыл так же стремительно, как и вскипел.
– И ты меня извини, майор, – проговорил он угасшим голосом едва различимо, словно бы в себя. – А насчет того, как доходят до жизни такой, знай, товарищ майор, что ртов в нашей семье четверо, а работает только одна жена… Фроська. На ткацкой фабрике. Ну что она там получает? Шиш, нуль без палочки. А есть-то надо… Ты знаешь, товарищ майор, как иногда хочется есть? – инвалид покрутил лохматой головой, потом сгреб в руку лицо, словно бы хотел выжать из него остатки влаги. – На фронте, когда прижимало в окопах, а подвоза не было, и то так есть не хотелось. А тут? По-звериному иногда хочется выть… Но куска хлеба за так, за красивые глаза никто не даст. Не дают люди… Ох, люди! – инвалид отнял руку от лица. – Вот и пришлось пойти на самое крайнее. Не мне – Фросе. Если бы не она – я бы сдох! При всех моих орденах и медалях.
Заметив, что в бутылке осталось немного водки, инвалид потянулся к ней, чтобы налить себе, налить гостю, но до конца не дотянулся, рука его бессильно упала на стол.
– А ты, майор, не уходи! Ты исполняй свое дело, а? – в голосе его появились униженные нотки. – Ты меня не стесняйся, я тебе не помешаю.
Савченко взял бутылку, налил инвалиду, налил себе малость, а то, что осталось на дне, самое сладкое – Фросе, подумал о том, что не позавидует другому такому, как он сам, человеку, который появится в этом доме завтра или послезавтра и с той же, естественно, целью, как не позавидует себе самому, поднял стакан и чокнулся с инвалидом:
– Будь здоров, солдат! И живи долго!
Инвалид упрямо мотнул головой:
– Долго не могу.
– Тогда живи, сколько можешь. И не ругай меня.
Майор не успел выпить – в комнату вошла Фрося с девочками, встретилась глазами с Савченко и лицо ее сделалось жалобным, глаза поплыли куда-то в сторону:
– Вы что, уходите?
– Да, – Савченко, стараясь не смотреть на Фросю, на инвалида и девчушек, кося глазами на фанерный шкаф – невероятное пристанище инвалида, – выгреб из кармана все деньги, что имелись у него, оставил лишь немного, чтобы добраться до гостиницы, выложил мятой грудкой на стол. – Вот!