Перевязанный мешок с вещами бросила за спинку сиденья, проверила, не высыпалось ли чего из горловины, самовар, замотанный в старый рушник, поставила вниз, в ноги.
– Ну что, едем? – нетерпеливо поинтересовался шофер. – Пора уже…
– Едем, едем, – Елена глянула в последний раз на отчий дом, повернулась к Солоше, втиснулась коленками в переднее сиденье: – Мам, тебе как, удобно?
– Удобно, – пробормотала довольно Солоша, – очень даже удобно.
– Тогда вперед! – скомандовала шоферу Елена.
«Эмка» взвыла мотором, подняла столб пыли и, набирая скорость, кренясь на ухабах, покатила по длинной деревенской улице. Солоша платком промокнула выступившие на глазах слезы.
Иришка, вцепившись руками в сиденье, вглядывалась в окошко «эмки», крутила головой, охала восхищенно – на такой роскошной машине она ехала во второй раз.
– Мам, можно я к тебе пересяду, – попросилась она, – на передний диван?
– Не диван, а сиденье…
– Ага, на сиденье.
– Нельзя, маленькая.
– Почему, мам?
– Нас будут проверять патрули, дяди с винтовками, очень сердитые – ругаться будут, а тебя вообще могут забрать.
Иришка прикусила язык: с «очень сердитыми дядями» связываться не хотелось.
Дорога на Волоколамск была по-прежнему безлюдной, настороженно-тихой, такая дорога всегда вызывает у человека душевное щемление.
– Не прорвались бы немецкие танки, – опасливо пробормотал шофер, – тогда нам хана.
Он приподнимался на сиденье, заглядывал то в одно окошко, то в другое, встревоженно выворачивал голову, глядя назад, на Елену старался не смотреть – она, только она была виновницей этой опасной поездки, что очень злило водителя.
Но танков, – ни наших, ни немецких, – «эмка» не встретила. Волоколамск миновали благополучно, машину даже не останавливали для проверки документов и скоро наши путники очутились на запруженном техникой, плотно забитом людьми шоссе, ведущем в Москву.
«Эмку» провожали недобрыми взглядами, люди понимали, что в этой начальнической машине едут люди, которые сами начальниками не являются, но к начальству имеют самое прямое отношение.
Утром Елена Егорова узнала, что в село Назарьевское вошли немецкие танки – недаром водитель «эмки» так нервничал и крутил головой, высматривая, не прячется ли под каким-нибудь кустом вражеский танк со снарядом, забитым в ствол орудия.
Чутье у всякого хорошего солдата должно быть вживлено в кровь, у Елены этого чутья не было, – значит, и солдат из нее был плохой.
В поездке в Назарьевское она не танков боялась, не немцев с автоматами, а самолетов, и еще ситуации – как бы не перерезали дорогу в село.