— Но заниматься любовью мы здесь не будем. Мы поедем туда, где есть твердый пол, — закончил Йоргос с улыбкой.
Засмеявшись, я ударила его кулаком в плечо. Он подхватил меня на руки, и я снова обвила его ногами. Как по команде мы повернули головы к холму с руинами храма Диктинны. Но все молчало. Вода была на удивление спокойна.
Запрокинув ко мне голову, он продекламировал:
— Бакко, тобакко э Вэнэрэ,
Ридукон ль’уомо ин чэнэрэ!
Обняв его за шею, я поразилась:
— Матерь Божья, Йоргос, ты выучил стихи на итальянском?! Ты же их не запоминаешь!
— Я сделал это ради тебя, родная моя.
Однако насмешка в глазах и предательски дрогнувшие губы заставили меня прищуриться и внимательнее взглянуть на него. Не выдержав, он расхохотался:
— Это не стихи, а любимая поговорка Энцо: «Вино, табак и женщины до добра не доведут!»
Смеясь, мы повалились в воду. И, выбравшись на берег, на ходу подбирая разбросанные вещи, устремились к машине, ибо закоченели. К счастью, на этот раз ехать было всего ничего. Взобравшись в гору, джип свернул с грунтовки и остановился у маленького дома.
За предбанником следовала единственная комната. Часть ее была отведена под кухонный уголок с газовой плиткой, часть — под закуток с кроватью. Центральное место занимал не то камин, не то печь.
— Это печь или камин?
— Как тебе сказать… — Георгис тут же присел разжигать внутри жерла огонь из газет и поленьев, лежащих в жестяном ведре. — Сейчас скорее камин, а раньше отец крестного делал здесь гравьеру. Ставил сюда ведро с молоком. За дверью есть полуземлянка-полуподвал, где головки сыра вызревали. Теперь ее используют как холодильник.
Кроме полуземлянки, другого холодильника тут не было. Как и электричества. Я сняла с себя влажную одежду, наспех натянутую на голое тело на пляже, и завернулась в плед, принесенный Йоргосом. Он остался в одних джинсах.
Рядом с камином стоял невысокий столик, заваленный всякой всячиной. Между ним, деревянной подпоркой до потолка и печкой-камином Георгис расстелил одеяло и кинул пару подушек.
Плечам, несмотря на плед, было зябко, и я опустилась на колени перед пылающими поленьями. Скоро тепло поднялось до локтей и охватило меня целиком. Воздух в комнате быстро прогревался, собственно, он и не успел как следует остыть после жаркого дня.
Йоргос сел сзади. Обнял, поцеловал в висок. Руки его забрались под плед. Проведя ладонью по животу, одна осторожно сжала грудь, другая проникла ниже, я застонала и откинулась в его объятия. Он целовал мою шею, борода колола кожу, и я чувствовала за нас обоих. За него: как мягкая женская плоть меж бедер раздвигается и напрягается при более сильном нажатии. И за себя: как твердый палец скользит вниз, сгибается и ласкает по кругу, едва касаясь. Оперевшись ладонями о его колени, я запрокинула затылок ему на плечо.