— Просто я хотел показать древние подвалы своей девушке. — И обнял меня за плечи.
Злопамятное сознание тут же подсунуло его слова о гамадрилах.
— Прошу прощения, — услышали мы низкий голос, — произошло недоразумение.
Говоривший подошел к нам по переулку во время вдохновенного Ваниного рассказа и теперь стоял меж двух полицейских. Свет от фонаря нимбом расплывался вокруг его головы.
— Этот молодой человек должен был передать ключ мне. Я — Георгис. Наверное, вы, Иван, слышали обо мне.
Ваня кивнул. Я же щурилась и никак не могла разглядеть его. Помимо фонаря, мешали всполохи полицейской мигалки.
— Наша организация при поддержке архимандрита Тихона планировала построить детскую школу ремесел под Ханьей, — продолжал Георгис, очевидно тот самый, о котором говорил митрополит. — Но возник вопрос о межевании земель. Потребовался доступ к архиву, и с высочайшего дозволения нам сделали дубликат ключей. Отец Тимофей намеревался передать его мне в Ханье через племянника. Но скоропостижная кончина помешала ему предупредить Ивана, кому именно он должен отдать ключи.
Человек обернулся к архивариусу и почтительно произнес:
— Отец, мы еще раз сделаем запрос на дубликат ключей, — иногда в голосе его прорывались хрипловатые нотки. — Тем более со смертью архимандрита строительство школы, боюсь, осложнится.
И обращаясь к полицейским:
— Если надо, могу подтвердить свои показания письменно в офисе у Ставроса Ксенакиса. Я все равно собирался к нему.
— Вы знакомы с господином Ксенакисом? — уважительно спросил один из полицейских.
— Да, он мой друг.
— Кхм… Я не думаю, что заявление необходимо, — заблеял старик.
Иван протянул ему ключи:
— Извини, отче. — И, вспомнив утреннюю встречу с митрополитом, кротко добавил: — Человек слаб.
Архивариус строптиво глянул исподлобья, готовый простить, но помня еще обидное «малака».
Полицейские записали номер прав Ивана и отпустили нас с миром. Когда мы уходили, они с архивариусом слушали нашего спасителя. Я хотела узнать, что он им говорит, но Ваня потянул меня за руку в темное чрево переулка.
Пару раз он оглянулся, а выйдя в небольшой дворик, напустился на меня:
— Вера, рыбонька, имею задать тебе вопрос: шо ты стояла истуканом?! Или не могла мне подыграть? Ты ж только очи щурила! — И передразнил меня.
Сейчас, когда напряжение последних часов спало и страшное разоблачение нам больше не грозило, терпение мое лопнуло:
— Ваня, дорогой, ты сегодня вечером прям в ударе. Сделай с собой что-нибудь: постучись головой об стену, нырни в гавань. Но уймись!
Иван усмехнулся:
— Вау! Какая страсть! Уже надо было изобразить ее на десять минут раньше!