— Кидайте вещи, — прокричала она, — и выходите. Сегодня все равно никто не спит!
— По случаю чего пир? — крикнул в ответ Иван.
— Крестины у сына хозяев наших апартаментов и таверны. Все постояльцы приглашены. Я вас тут где-нить подожду!
И послала улыбку чернобородому красавцу-великану. Одну ногу в высоком сапоге он поставил на перекладину стула, руки упер в бока и не спускал с Маши адского взора черных глаз. Пират, как есть пират! Только в критской одежде.
Ваня, чьи день и вечер прошли под звездой бесконечных серпантинов, устало потер лицо и пробормотал:
— Я б лучше спать.
Но, кроме меня, его никто не услышал.
В апартаментах над таверной, помимо нас, остановилась компания трекеров, судя по частоколу из остроконечных палок в холле.
Номера были чистые, убранство — аскетичное: кровать, тумба поменьше и тумба побольше, для одежды. Пространство душа в крохотном санузле было отделено лишь тонкой занавеской, посему окошко в душевой не закрывалось, иначе бы влага на полу не высыхала. В отеле «У самого моря» ванная комната тоже не радовала роскошью, но все же пара метров вокруг душевого слива была огорожена низким бордюром и сдвигающимися дверцами.
Побросав рюкзаки на кровати, мы спустились в чад и веселье.
К нижней террасе от нашей веранды сбегала лестница. Обе таверны принадлежали родственникам и сегодня составляли единое целое. У спинок стульев трепыхались привязанные белые шары. Во главе одного из столов на нашей, верхней, веранде сидели музыканты в черных национальных одеждах. Двое опирали о колени критские лиры, третий играл на длинношеей, с загнутым грифом прянозвучной лютне. Певец то понижал тон голоса, то тянул верхнюю ноту, и отзвуки мантинад, подхваченные микрофоном, как дымок улетали во тьму над морем. Там и сям — в тавернах, на лестницах, на пляже — смеялись, то и дело затягивая песню, компании разогретых ракией мужчин. Редко у кого из них в одежде встречалось хотя бы два цвета: брюки, сапоги-стиваньи, рубашки, жилеты — все было черное. Под стать сарики на головах. Пожилые носили их на манер шапочки с бахромой по краям, молодые скручивали, повязывая лентой. Их наряды были разбавлены достаточно фривольными, учитывая повод, открытыми платьями девушек и оголенными торсами некоторых мужчин. Запрокидывая подбородок, раскинув руки, кто-нибудь из них вдруг проходился в танце, в котором основной узор вычерчивал перекрест ног, туловище при этом оставалось неподвижным.
Полукружьем вдоль моря светились огни других таверн. Иной раз кто-нибудь с поднятым бокалом спускался из них на пляж, тогда его обнимали и вели в светящееся чрево веранд.