Улыбчивая девушка поставила перед нами с Иваном тарелки. В одной дымились, исходя соком, бараньи ребрышки. На другой лежали пластины гравьеры27. Я полила их медом и отправила в рот одну за другой. К терпкому вкусу сыра отлично подходило красное молодое вино из кувшина.
Наша терраса выдавалась над каменной осыпью. Казалось, мы зависли в сияющей капсуле над ночным морем. В свете огней колыхались низкорослые критские пальмы, фикусы и олеандры, а сразу за деревянными подпорками дышала влажная тьма. Иногда на плечах я чувствовала уколы брызг, срываемых расходящимся ветром.
Вслушиваясь в мантинады, я улыбалась. Не раздражало даже, что Иван, как обычно, с головой ушел в разговор с Машкой о делах.
Свет померк — это навис над ними, загораживая от ламп, Машин великан. Опершись огромными руками по обе стороны от Марии и тем самым отделив ее от Вани, рыкнул, глядя на него:
— Как дела, Маша?
Иван, вынужденно прервавший разговор, смотрел на детину с интересом. Откинувшись и закурив, сказал Маше по-русски:
— Вы прям живая иллюстрация диснеевского мультика.
Подавив улыбку, Маша обвила рукой монументальную ручищу кавалера, усадив на стул подле себя. Приобняв нахмурившегося на неясный смысл русских слов ревнивца, она познакомила мужчин. А спустя несколько минут напротив них уже образовалась компания из кумов и друзей пирата. С некоторыми Машка была знакома. У кого-то нашлись общие друзья с Иваном. Я вежливо улыбалась всем сразу и никому в отдельности, на пристальные взгляды не отвечала, сидя на обочине их хмельного круга, от которого так и разлетались смех, брызги ракии и феромоны.
Рядом послышалась возня. Черноглазая девчушка лет пяти подсадила на соседний со мной стул маленького Константиноса, а потом забралась сама.
— Ясу!28 — сказала она, белозубо улыбнулась и моментально опрокинула солонку.
Прелести вольного, не скованного городом детства: можно бродить допоздна меж смеющихся взрослых, рассыпать соль и не получить за это нагоняй. У меня такая счастливая жизнь случалась только летом, в Ялте. На соли палец сам собой вывел волнистые линии, цилиндрического дельфина над ними, и мальчишку с девчонкой, сидящих на прибрежных камнях.
Дети захлопали в ладоши, и черноглазая пигалица вновь потянулась за солонкой.
Смеясь, я подняла голову и встретилась взглядом с Георгисом. Он опустил глаза на рисунок, порассматривал его и, отпив вина, снова поглядел на меня поверх стакана. Молча, без улыбки. Машинально я тоже сделала глоток. Пока взгляды наши пересекались над соляной картинкой, веса в себе я не чувствовала.