«Вера! Приди в себя! Вино вином, но девушкам важно не терять голову. Разбитое сердце может оказаться для нас смертельным».
Черта с два! Рука уже протягивала стопку к его бокалу. Что касается сердца, то больше всего ему хотелось услышать биение другого сердца из прижатой вплотную груди. Пальцы же пульсировали от желания скинуть сарики и зарыться в его волосы.
— А сейчас я хочу выпить за вернувшегося, я надеюсь насовсем, брата. И за его спутницу. Катерина, — обратился к жене Лукас, — давай, поддержи меня. Видела ты кого-либо прекраснее, чем эти двое?
— Адерфе, — улыбнулся он, — поцелуй ее, и поднимем бокалы!
Я тоже улыбнулась и подставила щеку. Почувствовала легкое касание губ.
— Э нет! Так не годится!
Не задумываясь над тем, что делаю, повернулась к Георгису и чуть запрокинула голову. Сделав короткий вздох, закрыла глаза.
Почувствовав его губы на своих, я невольно их приоткрыла. Кончики наших языков соприкоснулись. Кровь затопила тело. Несколько секунд мы пробовали друг друга на вкус. После чего Георгис отпрянул.
Дышать было тяжело. Меня окружала плотная тишина, как под надвинутым капюшоном.
Скосила глаза. Он сидел, опустив голову.
Самый главный вопрос, думала я, вовсе не в том, найдем ли мы рукопись. И не в открытии, сделанном для человечества, как говорили митрополит и отец Тимофей.
Самый главный вопрос — что у него сейчас с дыханием? Если оно ровное — мне конец.
Именинник был уже захмелевший, темные кольца волос прилипли к смуглому лбу. Обнимая брата за плечи, тихо говорил ему:
— Ты же видишь, Йорго, твое место тут… Это лишь вопрос времени, когда сфакиоты возвращаются.
Мы уходили ночью, и Катерина, потянув меня за локоть, прошептала на ухо:
— Послушай, он никого еще не приводил в дом отца.
Дома, перед дверью своей комнаты, Георгис сказал:
— Спокойной ночи.
Это были первые его слова, адресованные мне, за весь вечер.
Проснулись мы поздно. В молчании выпили кофе, съели раскисший дакос и поехали дорогами меж гор вверх, к Аликианосу.